Тайна гибели Бориса и Глеба (Боровков) - страница 129

. Мы находим в «Пряди» «обилие мотивов и эпизодов, вызванных к жизни стереотипом образа скандинава-наемника», поэтому интерпретация содержащихся в ней фактов невозможна вне широкого сагового контекста. В скандинавской традиции идеализация образа викинга достигается путем гиперболизации личности, противопоставленной его окружению, который и был использован «Прядью», наделившей Ярослава недостатками, прямо противоположными достоинствам Эймунда (решительность — слабоволие, твердость — непоследовательность, отвага — осторожность, щедрость — скупость и др.). Неудивительно, что в сагах его образ «оказывается резко противоречащим действительности при сопоставлении с древнерусскими источниками», и даже если «Ярослав действительно обладал какими-то из приписываемых ему сагой негативных качеств, на что как будто указывают некоторые его поступки, упомянутые летописями, то сага подчеркивает и гиперболизирует их». С другой стороны, здесь же присутствуют описания ситуаций, в которых Ярослав действует не в соответствии с заданными ему качествами, что, «возможно, отражает реальные черты его характера». В то же время подчеркивается, что «Прядь» в целом отличается очевидной тенденциозностью: «Уже в ранних устных рассказах участников отряда Эймунда (на основе которых, безусловно, и сложилась сага) неизбежно смещались акценты: скандинавских воинов интересовали не столько события на Руси, сколько их собственная деятельность и удачливость Эймунда, позволившая им „с богатством и славой“ вернуться на родину. Отсюда проистекали и естественное внимание к одним событиям и игнорирование других — вне зависимости от их объективного значения, и преувеличение своей и Эймунда роли в этих событиях, и другие неточности в передаче истинного хода событий» (Г. В. Глазырина, Т. Н. Джаксон, Е. А. Мельникова)>{415}.

Безусловно, при анализе саг следует принимать во внимание «не только их фольклорно-эпическую природу, но и непреодолимую дистанцию между устной и письменной традицией». Поскольку «Прядь об Эймунде» была записана лишь в XIII в., а до этого передавалась в устной традиции, это памятник позднего происхождения, зафиксировавший факты, представлявшиеся скальду тех дней, без гарантии того, что именно такими они были первоначально. Недавно была высказана гипотеза о том, что сюжет «Пряди об Эймунде» претерпел в процессе своего бытования по крайней мере два этапа изменений, вследствие чего исторические характеристики действующих лиц были сведены к стандартной литературной оппозиции «свой — чужой», «хороший — плохой», в которой Эймунд соответствует стереотипу «хорошего» правителя, противопоставленного с одной стороны, Олаву Харальдсону (к которому скандинавская историография в целом относилась с пиететом), а с другой — Ярицлейву, «чужому» конунгу, наделенному отрицательными для скандинава чертами правителя (Е. К. Блохин)