Он поймал себя на том, что не может остановиться. Песня распирала его, как насильно удержанный в груди воздух.
Зарево приближалось, и вместе с ним явственно повеяло запахами железа и дыма. Это дом так пахнет? Небо светлело, вода перед носом у лодки собралась в складки.
Территория обозначила себя ржавыми фермами, встающими из воды, на перекладинах повисли зеленые пучки водорослей. Дорожки дальних огней бежали по воде, сходя на нет у его лодки. Он поднял голову и увидел, что звезды, потерявшись в этом зареве, сделались маленькими и жалкими.
Сторожевая вышка росла из воды — обзорная площадка на бетонном столбе; чуть ниже — гладкая жестяная опояска. Говорили, что по ней проходит ток, который отключается лишь во время смены часовых. Площадка ощетинилась стволами пулеметов, а были еще (Фома слышал об этом) снайперы, ради тренировки убивающие рыб, прячущих в глубине свои темные спины.
А это значило, что он в безопасности!
Он выпрямился в лодке, расставив ноги, чтобы сохранить равновесие, поднес руки рупором ко рту и сказал:
— Эй!
Эхо отпрыгнуло от поверхности воды и вернулось ему в руки.
Следом за эхом в руки ему ударил сноп брызг. Выстрел был словно треск сухой ветки, он даже не сразу понял, что это выстрел.
— Стой, где стоишь! — крикнули сверху.
— Я свой! — крикнул Фома, и голос его сорвался. — Свой! Меня похитили кэлпи! Вчера! Нет, позавчера…
— Придумай что-нибудь более умное, — сказали сверху.
Перед носом лодки практически одновременно поднялось несколько крохотных фонтанчиков.
— Назад! — крикнули сверху напряженным, злым голосом.
— Меня зовут Фома, — закричал Фома, — Фома Белаква! Вы должны знать! Мой папа — инженер на станции очистки воды. Его зовут Георгий.
— Сколько тебе лет, парень? — крикнули сверху.
— Девять! — сказал Фома.
— Выдумай что-нибудь поумнее, дурень, — сказали сверху, и еще один фонтанчик взвился у ног Фомы. На сей раз пуля ударила в днище и сквозь крохотную дырочку плеснула вода. — Ты выглядишь на все двадцать.
Фома растопырил пальцы и поднес к глазам свои большие руки.
— Решил отвлечь нас, так?
Вторая дырочка появилась в днище рядом с первой, осколок дерева оцарапал Фоме щеку. Видно было, как вода плещется по дну лодки.
— Не надо! — крикнул Фома. — Пожалуйста!
Третья пуля легла меж двумя первыми — в днище образовалась здоровенная промоина.
— Я безоружен, — сказал Фома.
— Ты-то… Я видел таких, как ты, перевертыш.
Молчание повисло между сторожевой вышкой и лодкой. И вдруг Фома понял, что молчание это — последнее молчание в его жизни, что вот-вот прервется оно звуком выстрела и шлепком пули, мягко входящей в плоть. И это наступит быстро, очень быстро.