После апокалипсиса (Пузий, Батхен) - страница 84

«Хрен те, кусень, я не твой!» — бормочешь, выжидая, пока он подкатится поближе. Всё нутро переворачивается от страха, но внешне ты спокоен и неподвижен.

Подъезжает. Широкая, вся в царапинах и мелких пробоинах «морда» напоминает броню бывавшего в переделках допотопного танка. В распахнутом капоте что-то влажно блестит, похожее на громадный язык. Змеятся во все стороны проводки-захваты.

«Рано», — мысленно шепчешь себе.

Еще рано.

Вот, сейчас!

Хватаешь за два или три выпущенных беспредельником «щупальца» и быстро, пока он не втянул, обматываешь вокруг железного поручня за спинкой сидения «дохлого» кусня. Потом завязываешь узлом.

И едва успеваешь вцепиться за само сидение, чтобы не выпасть! Плененный беспредельник резко сдает назад, волоча за собой «дохлого» собрата. Перепуганно и хаотично он выпускает из-под капота еще горсть захватов, и ты, хищно оскалясь, снова привязываешь их к «дохляку».

Беспредельник пятится, надсадно ревя мотором, и тащит за собой корпус другого джипа, причем колеса последнего мешают, ведь ты привязал кусня мордой к левой дверце. Теперь — или оборвет «щупальца», или так и будет волочить за собой этот металлолом, пока не выдохнется. Только тебе надеяться на последнее без толку: как знать, сколько он способен выжить без подпитки извне?

Лихорадочно осматриваешь арену — сам еще не знаешь, в поисках чего.

…отвалившаяся, покореженная дверца от третьего беспредельника? Пожалуй, подойдет.

Преодолев собственный страх, выпрыгиваешь наружу, черпая песок дырявыми носками ботинок, спешишь к цели. Позади неистовствует плененный беспредельник.

Пыль; жара; вонь от выпавших внутренностей бэтменовского раба и смрад бензина. Могильная тишина на трибунах.

На бегу задираешь голову и смотришь в бесстрастные лица этих.

«Я научу вас…» Не успеваешь додумать, спотыкаешься, падаешь на четвереньки. Сбившееся дыхание трепыхается в горле рыбой, выброшенной на берег.

Позади — резкое банг! банг!! банг!!!

И яростный вой мотора, когда освободившийся кусень отъезжает подальше от «дохляка» и разворачивается — в твою сторону!

«Интересно, а было ему больно, когда обрывал себе „щупальца“?»

Встаешь, поднимаешь и держишь наперевес оторванную дверцу. Давид и Голиаф: шанс всего один, мальчик.

А руки, мать их, дрожат!

Ну, скотина, распахни свой капот пошире!

Н-на!..

Он хватает дверцу на лету, как верный пес — палку, брошенную хозяином, — и спешит к тебе. Видимо, чтобы вернуть.

…даже не пытаешься убежать. Сил нет.

Оседаешь на раскаленный песок.

Смотришь, как надвигается, скрежеща рессорами, груда металла.