«Хрен те, кусень, я не твой!» — бормочешь, выжидая, пока он подкатится поближе. Всё нутро переворачивается от страха, но внешне ты спокоен и неподвижен.
Подъезжает. Широкая, вся в царапинах и мелких пробоинах «морда» напоминает броню бывавшего в переделках допотопного танка. В распахнутом капоте что-то влажно блестит, похожее на громадный язык. Змеятся во все стороны проводки-захваты.
«Рано», — мысленно шепчешь себе.
Еще рано.
Вот, сейчас!
Хватаешь за два или три выпущенных беспредельником «щупальца» и быстро, пока он не втянул, обматываешь вокруг железного поручня за спинкой сидения «дохлого» кусня. Потом завязываешь узлом.
И едва успеваешь вцепиться за само сидение, чтобы не выпасть! Плененный беспредельник резко сдает назад, волоча за собой «дохлого» собрата. Перепуганно и хаотично он выпускает из-под капота еще горсть захватов, и ты, хищно оскалясь, снова привязываешь их к «дохляку».
Беспредельник пятится, надсадно ревя мотором, и тащит за собой корпус другого джипа, причем колеса последнего мешают, ведь ты привязал кусня мордой к левой дверце. Теперь — или оборвет «щупальца», или так и будет волочить за собой этот металлолом, пока не выдохнется. Только тебе надеяться на последнее без толку: как знать, сколько он способен выжить без подпитки извне?
Лихорадочно осматриваешь арену — сам еще не знаешь, в поисках чего.
…отвалившаяся, покореженная дверца от третьего беспредельника? Пожалуй, подойдет.
Преодолев собственный страх, выпрыгиваешь наружу, черпая песок дырявыми носками ботинок, спешишь к цели. Позади неистовствует плененный беспредельник.
Пыль; жара; вонь от выпавших внутренностей бэтменовского раба и смрад бензина. Могильная тишина на трибунах.
На бегу задираешь голову и смотришь в бесстрастные лица этих.
«Я научу вас…» Не успеваешь додумать, спотыкаешься, падаешь на четвереньки. Сбившееся дыхание трепыхается в горле рыбой, выброшенной на берег.
Позади — резкое банг! банг!! банг!!!
И яростный вой мотора, когда освободившийся кусень отъезжает подальше от «дохляка» и разворачивается — в твою сторону!
«Интересно, а было ему больно, когда обрывал себе „щупальца“?»
Встаешь, поднимаешь и держишь наперевес оторванную дверцу. Давид и Голиаф: шанс всего один, мальчик.
А руки, мать их, дрожат!
Ну, скотина, распахни свой капот пошире!
Н-на!..
Он хватает дверцу на лету, как верный пес — палку, брошенную хозяином, — и спешит к тебе. Видимо, чтобы вернуть.
…даже не пытаешься убежать. Сил нет.
Оседаешь на раскаленный песок.
Смотришь, как надвигается, скрежеща рессорами, груда металла.