– Что ж... попрощаемся, Адам Иванович... Будьте здоровы! Ободняет – тронусь и я...
– И хорошо. – Он стегнул по лошади.
Вскоре пришел Игорь. Лицо его было усеяно желваками и чудовищно распухло.
– Игорь! Когда ночью появился на берегу Адам, был ли на нем рыбачий фартук?
– Н-нет!.. Нет, фартука не было.
– А в руках что было?
– Весло... А что?
– На озеро он не ездил?
– Нет. Он очень удивился только: почему я сплю здесь, на берегу. И пошел к дому обратно... А уток на озере – сила! Всю ночь крякали!
После завтрака Игорь снова взялся за «Мир Божий», а я сказал Устинье Сергеевне, что схожу перед отъездом «отметиться» в сельсовете.
Нужно было познакомиться с некоторыми рыбаками.
Владельцем первой указанной мне рыбацкой хаты оказался Евстигней Матвеевич, жердеобразный мужик-ревматик. Я попал в момент крайнего обострения семейных отношений.
– Опять нажрался! – кричала на верзилу его жена, – Маньке обутки новые нужно; у мине пальта нет, третью зиму в тюфайке провожу! Сам только что не в лаптях ходишь, а в опорках! Прорех полна изба, а он, видишь ты... Чтобы тебя чума забрала вместе с лысым чертом вашим!
Она повернулась ко мне с глазами, полными слез.
– Иде же энто видано такое, товарищ заготовитель?! Пьют без просыпу мужики! А все лысый, хозяин-то ваш. Вечор полбутылки принес. Истинно говорится – пропойцы! Тьфу на вас всех!
Рыбацкая жена схватила помойное ведро и, расплескивая зловонную жижу, помчалась на двор. Высокий молчал, отвернувшись в сторону.
Во второй избе повторилось почти то же самое. И тут поминали «лысого черта».
И в третьей хате. И в четвертой жены рыбаков поносили Адама Ивановича...
Председатель сельсовета на мои осторожные расспросы ответил только, что Адам Иванович «мужик справный и оченно способный»... К чему способный, председатель не пояснил, а расспрашивать было нельзя. Заготовитель всегда любопытен только по части коммерческой. Не больше.
Я спросил Устинью Сергеевну:
– А если мы погостим у вас еще, Сергеевна, не в обиду будет? Хотим съездить на озеро. Поохотиться.
– Да пошто же обижаться? Живите сколько хотите. Адам-то Иваныч утресь мне о вас очень даже хорошо выразился: мол, человек, вполне даже душевный, свойский... Дружить, сказал, будем. С ночевой поедете? Я вам шубенку дам, а лодки у нас не запирают. Весла в сараюшке.
Игорь ликовал. Когда мы пришли на берег, я увидел унылую фигуру Евстигнея Матвеевича. Тот скорбно смотрел на озеро.
Я спросил:
– Матвеич! А видение-то в которой стороне было?
– На восходе... Прямо на восходе. Неужто на восход поедете?
Тон его голоса был тревожным.