Фазольд насторожился.
— Да, мы проводили опыты с новым способом фототипии.
Шельбаум молчал. Деталей, ставших ему известными, было достаточно для того, чтобы рассеять все свои сомнения. Тем не менее он не мог освободиться от чувства, что Фазольд не только тогда, но и сейчас не понимает смысла жертвы, приносившейся ради него.
Художник вынул помятое письмо из нагрудного кармана застиранной фланелевой рубашки.
— Его я получил вчера утром, — сказал он. — Оно написано Гансом Рингельблюмом, бывшим вместе с нами в заключении и живущим теперь в США. Он знал Фридемана и через меня передает ему привет.
Шельбаум прочел письмо.
— Господин Рингельблюм переписывался также и с Фридеманом? — спросил он.
— Я не знаю. — ответил Фазольд.
Обер-комиссар задумался. Ему вспомнился ключ, найденный в кармане покойника. Он достал его.
— Вы не знаете назначения этого ключика? — спросил он.
Художник долго смотрел на ключ. Затем отрицательно пока чал головой.
— Ни малейшего представления.
Шельбаум встал.
— Последний вопрос, — сказал он, — и я уйду. На вечеринке вы были с Деттмаром, следовательно, Деттмар подвез вас в гости на своей машине. А как вы добирались домой вечером?
Вопрос, казалось, вывел Фазольда из состояния оцепенения.
— На берегу у причальных мостков была моя лодка, — сказал он. — Я вернулся на ней.
— У причальных мостков, где повесился Фридеман?
Художник кивнул.
— Прекрасно, — сказал Шельбаум. — Тогда прощайте.
* * *
Эвелин видела, как Маффи ставил мотоцикл на стоянке. Она была и растерянна и рассержена. Вскоре после обеда он с оглушительным треском подкатил к ее дому и предложил прокатиться во Фриденау.
— Что тебе там понадобилось? — устало спросила Эвелин.
— Скачки, чего же еще, — отрезал он с раздражением. — Ты что, в первый раз слышишь о лошадях?
Эвелин смотрела сейчас на него другими глазами. Она пыталась уверить себя, что Ковалова обманула ее, но внушение старухи не исчезало.
Маффи подошел к ней, и они направились к ипподрому.
— Какие места вы нам порекомендуете? — несколько высокомерно спросил он, подойдя к кассе.
— Шиллингов за десять, — ответила кассирша.
Маффи покраснел оттого, что его так дешево оценили, но промолчал. Он раскрыл программу, внимательно просмотрел список стартующих лошадей, отметил что-то и сказал:
— В следующем забеге ставлю двадцать шиллингов на Броката и Сурка. Пойдем к тотализатору.
Она послушно двинулась за ним. Позади трибуны Маффи остановился перед турнирной таблицей и с завистью произнес:
— За ставку в каких-то десять шиллингов выплачивают сейчас шестьсот двенадцать. Вот это да!