Дракон. Книга 2. Назад в будущее (Алимов) - страница 52
Деваться было некуда: Ника запустила руку под рубаху и достала оттуда фигурку попугая. Котя вздрогнул, с трудом удержав удивленный возглас: попугай был совершенно из той же, если так можно выразиться, серии, что и его пропавший дракон — сходный по размеру, цвету, виду, блеску. Это был магический предмет, и Чижиков еще раз воочию убедился: предметов больше, чем один. Похоже, Борн говорил правду, и их действительно много, очень много. Костино замешательство осталось незамеченным, поскольку Сумкин живо заинтересовался попугаем, попросил подержать, под нес близко к носу и, подняв очки на лоб, долго рассматривал, а потом заявил: будущее прекрасно своими причудами, только непонятно, зачем сделали так, чтобы эта фигулина колола пальцы. И как он работает, позвольте поинтересоваться? Вот наши переводчики висят себе на шее, а этот? Ника бросила на Чижикова косой взгляд — из тех, какими обмениваются объединенные общей тайной заговорщики, — и пояснила, что попугая нужно держать в руке или, к примеру, прилепить плотно куда-нибудь на тело, как это сделала она. А дальше ты начинаешь понимать любые языки. Нет, она понятия не имеет, каким образом это происходит. Нет, она не знает в деталях, как работают и те переводчики, которые сейчас у Чижикова и Сумкина. Просто — все это происходит и работает. И в итоге наступает полное взаимопонимание. А какова техническая сторона вопроса, ей, Нике, интересоваться никогда в голову не приходило.
Сумкин хмыкнул, достал сигарету, закурил и попросил выключить попугая. Ника послушно отложила фигурку в сторону.
— И все? — спросил Федор.
— И все, — кивнула Ника. — Достаточно разорвать контакт.
Котя молчал: он и так знал, как работают предметы. Сумкин как следует затянулся и сказал, что теперь они могут разговаривать без свидетелей: переводчики не работают и их никто не поймет, а то ему ведомо, как любят местные жители расстелить ухо по подходящей щели. Котя же, дабы отвлечь внимание приятеля от попугая, которого он твердо решил обсудить с Никой позднее с глазу на глаз, задал Федору провокационный вопрос про династию Хань. И Сумкина тут же прорвало.
— Ты, старик, цени, что я тут оказался, — сказал он Чижикову. — Ты же серый, необразованный, хотя и начал тянуться к знаниям. Как бы ты без меня в этой дыре? И хотя я вовсе не желал прерывать свой комфортный полет в город-герой Пекин, теперь, надо признать, ничуть не жалею, что неведомым макаром меня занесло в третий век до нашей эры… Надо же! — Сумкин прислушался сам к себе и изумился. — Нет, что я только говорю! Третий век! Цинь Ши-хуан! Да коллеги с зависти все передохнут! Ха! Я только что сидел за одним столом с Лю Баном! Обалдеть! С Лю Баном, понимаешь ты, старик?! — хлопнул он Чижикова по плечу. — Ладно, ладно… Так вот, династия Хань… Вы, милая девушка, тоже не очень образованная и тоже стремитесь, да? Ну тогда я вас обоих кратенько введу в курс, так сказать, дела. Итак, жил-был на свете Цинь Ши-хуан, первый китайский император, который, как уже знает присутствующий здесь Костя, наконец-то объединил китайские земли в единое государство и немало поработал на ниве того, чтобы это объединение всячески упрочить. Но он столкнулся со многими проблемами, поскольку добивался государственных целей, как и было принято в то дремучее время, крайне деспотическими методами, то есть казнил и закапывал в землю направо и налево, при этом никому не верил и полагал — не без оснований, кстати! — что все хотят его убить. Нешуточно угнетенные народные массы пробовали бунтовать и все такое, но император пресекал на корню разнообразные души свободные порывы. День ото дня аппетиты его росли, поскольку было затеяно множество всяких грандиозных, как теперь это называют, проектов, куда и направлялись все наличные рабочие руки. И в один прекрасный момент, как учит нас исторический материализм, произошло переполнение чашечки народного терпения, поскольку низы никак не могли жить по-старому, и бунты начались повсеместно. Император, может, их бы и подавил, если бы не взял да и не помер. То есть помрет, и сколько я понимаю, в самом ближайшем будущем, если вы, милая девушка, не обманули нас насчет двести десятого года до нашей эры. Дальше в своем докладе я опускаю некоторое смутное время, когда одни грызлись с другими, и перехожу непосредственно к династии Хань. Основателем ее стал некто Лю Бан — тот самый, с которым мы только что столь любезно трапезничали. В результате всеобщей грызни Лю Бан выдвинулся, набрал силу, победил супротивников, объединил страну заново и сделал ставку на учение Конфуция, которое так старательно уничтожал своих подданных и сограждан покойный Цинь Ши-хуан. Лю Бан провел полезные реформы, снизил налоги, постарался дистанцироваться от циньского наследия — словом, сделал все для того, чтобы вновь созданная империя не канула в одночасье, как это произошло с Цинь. И это ему вполне удалось: династия Хань правила в Китае аж до начала третьего века нашей уже эры и заложила основы китайского бюрократического аппарата, который потом рулил в Поднебесной практически до начала двадцатого века, с разными видоизменениями и косметикой, разумеется. Так что Лю Бан, старик, — это о-го-го какой матерый человечище!