— Первый раз я встречался с ним здесь, в Кристиании. Он ездил с докладами.
— Я читал его работы. — Фредрик так разволновался, что закашлялся, и ему пришлось достать носовой платок.
Марчелло Хауген ждал, пока он перестанет кашлять. А потом начал рассказывать о своих поездках. В Австрию, Венгрию и Германию. Оказалось, он говорит по-немецки.
— Мне всегда хотелось выучить какой-нибудь иностранный язык, да вот не пришлось, — сказал Фредрик.
— Я тоже вообще-то самоучка. В моей среде не было принято получать образование. Пришлось всем овладевать самостоятельно. Я люблю читать, и художественную литературу, и научную. Правда, последней на норвежском почти нет. — Он улыбнулся.
— В науке я не очень силен, но пытаюсь не отставать от времени, — сказал Фредрик. — В последние годы машины произвели настоящую революцию. Разумеется, благодаря науке.
— Да. Однако наука — это не только то, что можно доказать или увидеть глазами, — твердо сказал Марчелло Хауген.
— Не спорю, — неуверенно согласился Фредрик. Он не совсем понимал, в каком направлении пойдет разговор.
Элида сидела среди бархатных подушек. Ее руки гладили то юбку, то обивку дивана. Она покрылась испариной.
— В нашей стране не все понимают деятельность Марчелло, — со вздохом сказала матушка Хауген. — Тут не очень-то признают его способности. Не то что в Европе.
— Матушка защищает меня. Однако она видит во мне сына, а не целителя, — засмеялся Марчелло и взглянул на мать.
Потом он заговорил о переполненных купе в поездах, о рабочих-металлистах и о борьбе вдов. О том, что самый страшный бич — это бедность.
— В нашей стране борьба между двумя революционными направлениями уничтожила больше, чем создала, — сказал Фредрик. — По-моему, правы те руководители профсоюзов, которые предпочитают бороться только за повышение заработной платы, не примешивая к этому политику. Вспомните всеобщую забастовку в двадцать первом году... Тогда революционерами оказались не неокоммунисты, а сторонники Транмеля![14]
— Но разве можно отделять борьбу за повышение заработной платы от политики? — Марчелло Хауген улыбнулся, не разжимая губ.
— Конечно, при сильных лидерах, подающих всем хороший пример.
— Кажется, лидеров профсоюзов недавно посадили в тюрьму за организацию военной забастовки. Я не ошибаюсь?
— Военная забастовка — совсем не то, что борьба за хлеб насущный. — Фредрик порозовел и решительным жестом подкрепил свои слова.
Элида беспокойно задвигалась. Однако Фредрик продолжал с воодушевлением, словно ему чудесным образом стало лучше:
— Военная забастовка началась потому, что люди не хотели, чтобы ими командовала буржуазия, попирающая интересы рабочих. К примеру, закон о тюремном наказании защищал штрейкбрехеров. Тогда как борьба за повышение заработной платы — это просто