— Нет, оно существует, — костлявый палец владыки покачался в воздухе. — Нам придется несколько изменить тактику.
Притчер нахмурился.
— Вы хотите лететь на поиски сами? Я бы этого не советовал.
— Нет, конечно же, нет. Вам придется полететь еще один раз, последний. Но с другим командиром.
Наступило молчание, затем Притчер осведомился:
— С кем же, сэр?
— Здесь, на Калгане, есть один молодой человек — Билл Чанис.
— Я никогда не слышал о нем, сэр.
— Знаю. Но у него живой ум, он тщеславен. И он необращенный.
На мгновение челюсть Притчера задрожала.
— Я не вижу в этом особых преимуществ.
— Но они есть, Притчер. Вы обязательный и исполнительный человек. Вы хорошо мне служите. Но вы — обращенный, и все мотивы вашего поведения — это вынужденная и безнадежная преданность мне. С утратой своих естественных эмоций вы лишились чего-то очень тонкого, что я не в состоянии возместить.
— Я этого не чувствую, сэр, — хмуро ответил Притчер. — Я прекрасно помню те дни, когда был вашим врагом, но не чувствую, что теперь что-то потерял.
— Разумеется, нет, — рот Мула скривился в улыбке. — Вряд ли ваши суждения по этому вопросу могут быть объективными. А этот Чанис тщеславен и ищет выгоду только для себя, поэтому ему можно полностью доверять. Он знает, что целиком зависит от меня, и сделает все, чтобы продлить мою власть, а заодно и самому урвать клочок славы. Полет с вами будет для Чаниса дополнительным толчком к его стремлению взобраться по социальной лестнице еще выше.
— Но тогда, — продолжал настаивать Притчер, — почему бы не снять с меня контроль, раз уж вы считаете, что от этого я стану лучше? Вряд ли мне теперь можно не доверять.
— А вот этого я пока не сделаю, Притчер. Пока вы находитесь на расстоянии вытянутой руки или выстрела от меня, вы навсегда останетесь обращенным. Если бы я вас освободил, то в следующий же миг был бы мертв.
Ноздри генерала раздулись.
— Мне больно слышать такое от вас.
— Я не хотел причинить вам боли, но вы даже представить себе не можете ваши чувства, будь они освобождены от контроля. Человеческий мозг отвергает всякое насилие, и именно по этой причине невозможно загипнотизировать человека против его воли. Я могу это сделать, но не потому, что я гипнотизер. И поверьте мне, Притчер, то негодование, которое вы не можете продемонстрировать и о котором даже не догадываетесь, проявилось бы в таком виде, что я не хотел бы оказаться с вами лицом к лицу в тот момент.
Притчер склонил голову. В тщетной попытке разобраться во всем сказанном он почувствовал себя старым и измученным.