Аркадия не унималась:
— А что, если он взял деньги и все равно выдал меня? Да еще обвинил в попытке подкупа?
— И отдал бы пять сотен? Я знаю этих людей лучше, чем ты, дитя мое.
Но Аркадия понимала, что он не знал этих людей. Этих людей! Лежа ночью в постели, она тщательно все обдумала и пришла к выводу, что никакой подкуп не остановил бы лейтенанта, если бы все не было хорошо запланировано. Они не хотели поймать ее, но тем не менее сделали для этого всего-навсего очень много.
Зачем? Чтобы убедиться, что она улетела? И именно на Трантор? Не является ли эта мягкосердечная деревенская пара оружием в руках Второго Основания таким же беспомощным, как и она?
По-видимому, так оно и есть!
А может быть, и нет.
Все эти размышления бесполезны. Как Аркадия могла бороться с ними? Что бы она ни сделала, все могло быть объяснено контролем этих людей. А может, и нелюдей?
И все-таки она, Аркадия, должна перехитрить их. Должна!
Должна!
Должна!
Встреча крейсера «Хобер Мэллоу» с эскадрой калганских звездолетов во главе с «Бесстрашным», когда после отказа пропустить на свой борт людей для проведения обыска последнего разбили на дымящиеся обломки, произошла 185,11.692 Г.Э., то есть в 185-й день 11692 года Галактической Эры, которая ведет свой отсчет от начала правления первого императора династии Кембелл. Эту дату можно представить и как 185, 419 Э. О., если вести отсчет с момента появления Основания. По калганскому летоисчислению эта дата выглядела следующим образом: 185, 56 Э.П.Г., то есть отсчет шел от времени утверждения Первого Гражданина — Мула. В каждом случае для удобства давался один и тот же день, независимо от начала летоисчисления.
Но какую бы дату ни выбрали мы, именно этот день назовут историки, когда речь зайдет о начале Сеттинской войны.
Впрочем, все это было отнюдь не безразлично доктору Дареллу. У него появился вполне определенный способ отсчета времени: тридцать второй день с тех пор, как Аркадия улетела на Калган. Никто никогда не узнает, чего стоило ему внешнее спокойствие все эти дни.
Но Эльветт Семмик полагал, что может это понять. Он был уже старым человеком, и его первые клетки закальцинировались до такой степени, что он думал обо всем безболезненно. Семмик любил шутить над своим увяданием. И хотя тело его уже начало сдавать, глаза тем не менее оставались такими же зоркими, а ум еще более обострился.
Семмик слегка скривил губы и сказал:
— Почему вы не хотите ничего предпринять?
Звук физически ударил доктора по ушам, и он поморщился.
— На чем мы остановились? — спросил Дарелл с напряжением.