— Ну что ты! — откликнулась Лина с ядовитой усмешкой. — Антоша в тюрьме — это какой-то сюрреализм. Марик Халецкий нашел человека, который закрыл дело. А Антон в качестве благодарности подарил Марику автопортрет Хальса. Между прочим, дорогая картина, но услуга того стоила. — Лина кивнула в сторону входной двери и предложила: — Если не веришь, можешь спросить у Марка, дверь напротив. — Она хлопнула себя по коленям и встала. — Мой тебе совет, девочка: держись от него подальше. Скоро у Антоши земля под ногами загорится. Антоша, я не прощаюсь.
С этими словами Лина направилась к выходу легкой танцующей походкой. Хлопнула дверь, и Антон с Леной остались одни.
Харлем, ноябрь 1633 года
Новые заказы, новые проблемы
Франс скомкал еще один листок и бросил его на пол. Трудно написать письмо человеку, который вызывает такие противоречивые чувства. Вообще-то, человека по имени Диего Веласкес он знал лишь по рассказам Яна Стена. Веласкес — наполовину севильянец, наполовину португалец, умен, образован, хорош собой и, главное, творец милостью Божьей. Около десяти лет назад Диего Веласкес стал придворным живописцем испанского короля Филиппа. Любое упоминание об Испании и ее короле вызывало у Франса нервную судорогу. Он слишком хорошо помнил огонь очистительных костров, пылавших в Антверпене день и ночь.
Франс закрыл глаза. Вот он, город его детства. Повсюду на стенах домов расклеены плакаты с приказом всем жителям немедленно принять католичество. А тем, кто воспротивится воле испанского короля, была обещана мучительная казнь — сожжение на костре.
Облавы начинались ночью, всегда ночью. Почему испанские солдаты приходили под покровом темноты, Франс не знал. Наверное, потому, что ночью было гораздо страшнее, чем днем. С наступлением сумерек город замирал, погружался в тяжелое ожидание. Жители запирали двери своих домов на чугунные засовы, подпирали их тяжелой мебелью, но все было напрасно. Солдаты вышибали самодельные укрепления вместе с дверью, врывались в дома и уводили непокорных горожан. В ушах Франса до сих пор звучат грубые окрики испанской солдатни, вопли и женский плач, проклятия мужчин, звуки короткой бесполезной борьбы… Мать по ночам прятала сына за аккуратной поленницей дров в передней комнате, строго внушала сидеть тихо, что бы ни случилось. Франс дрожал в своем убежище всю ночь, а днем погружался в беспокойный рваный сон. Таким было его детство по милости испанского короля, и никуда от этого не денешься. Как это забыть?
Позже родители Франса услышали, что северные провинции Нидерландов объединились и низложили Филиппа Второго. Конечно, независимость пришлось отстаивать с оружием в руках, но это никого не испугало. Испанская армия терпела поражение за поражением, а на север устремлялись новые толпы беженцев, пополняя ряды сопротивления. Родители Франса решили уехать из пылающего кострами Антверпена в голландский город Харлем, где процветала богатая гильдия суконщиков. Однако добраться до свободных северных провинций было не так-то просто. Испанские солдаты выставляли на дорогах вооруженные посты, ловили беженцев и в лучшем случае отправляли их обратно. А в худшем — убивали беглецов и делили между собой их скудное имущество.