Петер надменно повернулся к двери.
— Будьте добры, дайте выйти.
Малыш с Портой стояли неподвижно. Несколько секунд все трое представляли собой застывшую живую картину, потом Генрих, видимо, уловив опасность, подошел к товарищу.
— Если вы тронете сотрудника гестапо, могут возникнуть неприятности.
— Откройте дверь! — потребовал Петер с истеричной ноткой в голосе.
Порта очень медленно протянул руку, развернул его лицом к комнате и указал на Барселону.
— Может, ты не понял, что этот человек обращался к тебе? Может, хочешь, чтобы он все повторил?
— Я требую открыть дверь! — завопил Петер.
— Не требуй ничего, — ответил Порта с широкой улыбкой. — Заткнись, шмакодявка, и делай, что тебе говорят.
— А не то…
Малыш не окончил фразу; достал зловещего вида нож и стал поигрывать им. Барселона придал лицу задумчивое выражение.
— Двадцать второго июня тридцать восьмого года, — негромко заговорил он. — Рамбла де лас Флорес[116] в Барселоне… Помню, ты угощал нас выпивкой в своем номере в отеле «Риц»… Помнишь это, товарищ? Я помню. Очень хорошо помню. Только… — Барселона, сощурясь, оглядел его, — тогда, помнится, ты клялся в верности Коммунистической партии. Что случилось с красными звездами, товарищ? Твои глаза были полны их!
— Ты сошел с ума! — Петер снова попытался вырваться из большой руки Порты. — Ты бредишь! Не видишь, что я унтерштурмфюрер и служу в гестапо? Глаза у тебя есть, так ведь? Думаю, ты уже видел раньше унтерштурмфюреров?
— О, много раз, — спокойно подтвердил Барселона. — Но согласись, нелегко для человека, который знает тебя как товарища Гомеса, вдруг начать обращаться к тебе «унтерштурмфюрер»… Какое звание было у тебя в Испании, Гомес? Капитан, так ведь? Или майор? Hombre! Я до сих пор помню ту замечательную речь, которую ты произнес перед нами в «Рице». Помнишь ее, Гомес? Очень волнующая речь!
Барселона откинулся назад вместе со стулом, сложил руки на груди и, как зачарованный, уставился в потолок.
— «Товарищи, время речей прошло! Настало время действовать! Действовать, товарищи, во имя общего блага! Именно для этого я здесь — чтобы советовать вам, ободрять вас, оказывать вам всяческую помощь, какая будет в моих силах… Уверьтесь, что мы отныне и всегда будем вас поддерживать!».
Все молчали. Петер начал нервозно подергиваться. Генрих удивленно таращился на него. Барселона внезапно опустил ноги на пол и засмеялся.
— Это было величайшее мошенничество всех времен, не так ли? Или ты действительно вдруг изменил убеждения? — Он оглядел нас. — После того как этот скот поставил нас всех в безвыходное положение, он смылся… в тот же день! У него не хватило такта продолжать притворство еще хотя бы сутки! И куда он отправился? — Барселона злобно сверкнул глазами на подергивающегося Петера. — Куда ты отправился, а? Скажу, если ты забыл и это! Ты отправился, благополучный и самодовольный, на борт судна с другими коммунистическими мерзавцами! И в довершение этой подлости ты всю ночь пьянствовал, распутничал и обжирался такой едой, которой мы не видели годами! Как фамилия того русского генерала? Который выставил вам все это в награду за то, что вы были хорошим орудием в его руках, подстрекали других людей сражаться за дело партии? Как его фамилия? Малиновский? Да? Или предпочитаешь Манолито