— Вольнов, ты встречал людей, которые подписываются на все полные собрания сочинений, какие только выходят? — спросил Левин. — Боборыкин — и он ставит за стекло сто пятьдесят томов Боборыкина… Есть такой писатель — Боборыкин? Или я его выдумал?
— Кажется, есть, — сказал Вольнов без большой уверенности.
— Ну вот, и он пихает за стекло двести томов Боборыкина и по вечерам смотрит на корешки и лыбится во всю пасть… Его зовут Гелий. И вот он — ее супруг.
— Чего ты так горячишься?
— Ненавижу пошлятину. Ненавижу, когда здоровый мужик, спортсмен, грозит женщине самоубийством, чтобы удержать ее около себя.
— Она его не любит, что ли?
— Конечно, нет. Ей было девятнадцать, когда они поженились, а ему тридцать. К тому времени он уже бросил свою основную специальность и стал монтажником-верхолазом… Раньше он юристом на заводе работал, институт окончил, а стал, понимаешь, лазать на столбы и разные другие конструкции, и зашибает на этом деле кучу денег, и покупает с получки триста томов Боборыкина… Но надо отдать должное — лазает он, наверное, здорово, как настоящая обезьяна. На этом деле он ее и купил… «Вот, мол, я человек с высшим образованием, а ради свободы духа и близости к жизни вверх ногами на столбе вишу…» Этакая цельная натура! А много ли девчонке надо, чтобы сглупить в девятнадцать лет?
— Много, — сказал Вольнов. — Много. В девятнадцать они уже, будь спокоен, все понимают.
— Ни черта они не понимают… Высокий рост, волнистые волосы, работает опасную работу, мастер спорта по теннису, своя машина с плюшевым тигром под задним стеклом и влюблен по уши. Что еще надо?
Вольнов пожал плечами:
— Но теперь-то она уже все знает? Я никогда не смогу понять, как женщина может жить с мужчиной, которого не любит. Я это никогда не смогу понять, старик. Когда такие штуки вытворяем мы, я это понимаю, а когда они — нет.
— Здесь может быть куча причин, Вольнов… Возьмем еще пива?
— Давай, только «Жигулевского».
Левин взял бутылку и сам открыл ее черенком ножа, открыл молниеносно и красиво.
— Во-первых, когда проживешь с человеком несколько лет, появляется привычка, во-вторых — есть ребенок, в-третьих — он ее любит, а это, брат ты мой, большое дело для женщины…
— У нее сын?
— Нет. Дочка. И никогда не скажешь по ней, что она — мать… Она однажды сказала, что уже забыла, как это — рожать, и что вообще ей теперь кажется, будто это не она родила дочь.
— Чем она занимается?
— Она многим успела позаниматься. Окончила курсы иностранных языков, работала официанткой в каком-то интуристском заведении, потом переводчицей в самом «Интуристе», потом стюардессой на международной линии, а сейчас в институте, что ли… Это он ее заставил бросить летать. Она несколько раз от него удирала и каждый раз возвращалась. Этот Гелий умеет быть жалким и несчастным, когда захочет… Она боится, что он на самом деле с собой что-нибудь сделает. Боже, какая это чепуха! Он даже не напьется никогда, бережет здоровье… Но когда такие вещи говорят женщине, ей становится страшно…