Она продолжала сидеть и, когда слезы иссякли, наблюдала, как в блеклом освещении дверного проема движутся тени мужчин, перекрещиваясь и пересекаясь. Она могла бы дать ему то, что он хочет, но он ни черта от нее не получит. С чего бы это она стала облегчать ему жизнь? Ее самолюбие было уязвлено, и он поплатится за это.
Она тщательно вытерла глаза, высморкалась, включила в салоне свет и посмотрелась в зеркало. Нашарив в сумочке косметический набор, Нэнси подправила макияж и выключила лампы.
А там, внизу, в сарае для чистки рыбы, заглох насос, прекратился шум водной струи и погас свет. Как только братья показались из сарая, Нэнси, хлопнув дверью, вышла из машины.
— Эрик, — окликнула она дружелюбным тоном и пошла навстречу мужчинам, скрытая тенями деревьев, — привет! Я нашла твою записку.
— Нэнси! — Его голос был холоден и неприветлив. — Ты могла просто позвонить мне.
— Я знаю, но мне хотелось с тобой увидеться. У меня есть важная новость. — И, как бы только что заметив Майка, закончила: — Привет, Майк.
— Привет, Нэнси, — ответил Майк и, повернувшись к Эрику, добавил: — Пока, Эрик, встретимся завтра.
— Уг-у... Спокойной ночи.
С уходом Майка воцарилась тишина, нарушаемая лишь ночными голосами природы. Остановившись на некотором расстоянии от Нэнси, Эрик физически почувствовал исходящую от нее угрозу и ощутил потребность уйти.
— Подожди минуту, я вымою руки и сразу вернусь.
Он скрылся в сарае, не пригласив ее войти внутрь.
«Какого черта я должен с ней миндальничать: она никогда не любила ни мою мать, ни ее дом. Подождет снаружи».
Он вышел минут через пять в чистых джинсах и свежей рубашке, пахнущий шампунем, и решительно направился к Нэнси, желая покончить с ней как можно быстрее.
— И где ты хочешь со мной говорить? — спросил он еще издали.
— Дорогой, что ты так торопишься? — нараспев ответила Нэнси, беря его за руку и прижимаясь грудью.
Он отдернул руку с нарочитой грубостью.
— Мы можем побеседовать на «Мэри Диар» или у тебя в машине. Где ты предпочитаешь?
— У себя дома, в нашей постели, — сказала она, кладя ладонь на его грудь.
Он снова снял ее руку.
— Меня не привлекает ни то, ни другое, Нэнси. Все, что мне от тебя надо, — это развод, и чем быстрее, тем лучше.
— Ты передумаешь после того, что я тебе сообщу.
— И что же это? — спросил он тоном, каким, бывало, говорил отец, снимая ремень для порки в дровяном сарае.
— Ты будешь счастлив.
— Очень сомневаюсь, разве что ты сообщишь мне дату слушания нашего дела в суде.
— Ты помнишь, чего ты хотел больше всего на свете?
— Нэнси, кончай играть свою дурацкую игру, я устал, у меня был трудный день.