– Ты, наверное, сначала подумал, что я вредная, разболтанная школьница, да?
Он не стал этого отрицать.
– Но мне понравился твой характер, и потом, я же знал, какие тяжелые времена ты переживаешь. Поэтому я и настоял, чтобы мы все вместе поехали в отпуск, хотя ты не была мне за него ни чуточки благодарна.
– Ну, я же не знала, чего ты добиваешься, – старалась она защититься.
– Ах, мои мотивы были всегда самыми чистыми – братскими, – Энтони рассмеялся, – во всяком случае, вначале. Но после тех золотых дней я понял, что постоянно думаю о тебе. А ваше поместье – оно никогда не станет мне настоящим домом, если в нем не будет женщины – моей любимой женщины, – и я не мог представить никого другого на этом месте, кроме тебя.
– Ах, ты всегда рассуждаешь так практично! Вот в чем твоя проблема. Я никогда не смогу понять, когда ты говоришь искренне, а когда играешь роль. В роли жениха Виолы ты был так убедителен, что и меня заставил в это поверить...
Он, смеясь, зажал ей ладонью рот.
– Вся эта идея насчет того, что Виола моя невеста, с самого начала принадлежала тебе. Я тут ни при чем. – Он повернул ее лицом к себе. – Ну а теперь-то ты веришь, что я говорю искренне?
– Ах, Энтони, да! – Огромные серые глаза сияли. – Но... разве актеры не играют в эмоции?
– Нет, они просто пытаются передать их, как вот сейчас. Только сейчас я не играю.
За этим последовало подтверждение его искренности, и очень убедительное.
Раскрасневшаяся, смеющаяся, она отстранилась от него, и он спросил:
– Разве ты не помнишь Шекспира? «Весь мир – театр, и люди в нем актеры... и каждый много раз играет роль...» Но зачем ты разыграла все это со стариной Джорджем? Заставила-таки меня поволноваться!
– Правда? – Полина была очень довольна. – Я рада, что твоя победа досталась тебе с трудностями. – Но тут лицо ее затуманилось. – Однако я поступила с Джорджем просто ужасно.
– Да, не повезло бедняге, – согласился Энтони, – но ему тоже придется смириться с неизбежным.
– Ты говоришь о себе? Какой ты все-таки тиран, дорогой.
– Какой же я тиран? Я никогда тебя не тиранил, Лина.
– Да? А Пегаса? Как же тебя назвать – допустим, доброжелательный деспот?
– Ничего похожего. Только твой любимый, дорогая, и, если мне иногда приходилось играть с тобой роль тирана, это только потому, что ты мне небезразлична.
Они пошли дальше, взявшись за руки, через волшебную весеннюю ночь, соединенные таинственным чудом любви, и, завернув за угол дома, оба удивились, увидев Виолу, одетую в пальто, стоявшую около приехавшего за ней такси, пока водитель загружал в багажник ее чемоданы. Ее машина осталась в Тавернхэме, сюда ее привез Энтони. Взволнованная тетя Марион, стоя на ступенях веранды, явно старалась переубедить ее.