— Только всю дорожку загадили и снегом закидали, — вставил наш конвойный.
Ефрейтор исподтишка бросил на конвойного ненавидящий взгляд.
— Какую дорожку? — ласково поинтересовалась тощая особа.
— А вот пойдемте, пойдемте, я вам все покажу! — И он размашистым шагом двинулся по дорожке. Особа засеменила за ним.
Смеркалось. Начало подмораживать, и конвойный с трудом отбивал сапогом комья примерзшего снега.
— Вот тут, и снегом загребли, думали, я не замечу. А я все вижу.
— Кто? — вдруг визгливо закричала старуха.
— А вот эти двое, дружки… Притаились… Думают, их не заметят… А мы все видим…
— По пять суток ареста каждому, — прошипела старуха. — А вы, Федор… А вы, Федор… — Лицо ее задышало бешенством. Не договорив, она запахнула шубу и быстро пошла к чудесному городку.
Лицо ефрейтора искривилось, он повернулся к нашему конвойному, который, видимо, не понял, что нечаянно насолил всемогущему Федору.
— Уводи свою сволочь! Я тебе, гад, припомню! Конвойный недоуменно уставился на ефрейтора: я ж как лучше старался!
— Иди, иди, я с тобой посчитаюсь!
Мы нестройно застучали подковами мимо чудесного городка, который с наступлением темноты стал еще прелестнее.
Какие-то дети резвились в бассейне, отделенные от мороза зеленоватой прозрачной стенкой. Высокая женщина в строгом синем платье и белом переднике наблюдала за ними.
* * *
Нашего возвращения из коммунизма дожидался заместитель начальника киевской гарнизонной гауптвахты младший лейтенант Киричек, предупрежденный, видимо, о полученных ДП.
Младший лейтенант раскрыл толстую конторскую книгу.
— Так, значит, по пять суток каждому… Так и запишем. Пять… суток… ареста… От командующего округом… за… на… ру… ше… ни… е… воинской дисциплины. Ах черт, — спохватился он. — Командующий-то в Москву улетел на съезд партии. Как же это я! — Он покрутил книгу, затем, вдруг сообразив, перед словом «командующий», пыхтя, приписал «зам». — Ну вот, все в порядке. А у тебя, Суворов, первые пять суток от зам. командующего и вторые пять суток тоже от зам. командующего. А третьи от кого будут? — И весело заржал собственной шутке.
— Выводной!
— Я, товарищ младший лейтенант!
— Этих вот двоих голубчиков в 26-ю. Пусть часок-другой посидят, чтоб знали наперед, что ДП — это не просто новый срок отсидеть, это кое-что посерьезнее!
26-я камера на киевской губе именуется «Революционной», потому что из нее когда-то, еще до революции, сбежал знаменитый уголовник Григорий Котовский, который в этой камере дожидался суда за изнасилование. Позже, в 18-м году, Котовский со своей бандой примкнул к большевикам и за неоценимые услуги в уголовном плане по личному указанию Ленина был переименован в торжественной обстановке из уркаша в революционеры. С него-то и начались неудавшиеся ленинские эксперименты по приручению российского уголовного мира.