– Ох и дщерь моя, дщерь ты родная. Отчего ж ты така греховодная. С виду ты – ровно яблочко, все румяно, что на лик взирать, что с бочку, без изъяна. А надкусишь коль – червоточина. То душа твоя, душа черна…
Так и мурлыкал эту песенку целый вечер. Или это была не песенка, а констатация фактов? Так сказать, размышления вслух? Не знаю. Вроде не должен он был так быстро ее раскусить, насчет червоточинки, цвета души и прочего. Я вот не сумел, а жаль.
Ох, кабы все знать, своими руками эту сладкую парочку удавил бы.
Прямо тут, на привале.
Кабы все знать…
Глава 17
А за это за все подари мне…
Что мне бросилось в глаза еще до приезда на подворье князя – так это масштаб бедствия. Мы ведь с Таганского луга в Москву даже не заглянули – Воротынский двинулся вслед за Девлет-Гиреем без захода в столицу. Зато теперь я увидел все воочию. Ужас, просто ужас! Как там сказано: «Где стол был яств, там гроб стоит». В самую точку.
Хотя нет, действительность еще хуже стихов. В том числе и про гробы. Не стояли они. Поэтому первое, что я почувствовал еще на подъезде в первопрестольную, – это вонь. И организовать некому, и работать тоже, так что земле до сих пор предали далеко не всех покойников. Они были повсюду, даже когда мы переправлялись через Москву-реку, – синие, распухшие, страшные. Колышутся на волнах, затаились в камышах, застыли в заводях. Все терпеливо ожидают, пока выловят. Только некому ловить. По улицам от прежнего многолюдья не десятая часть бродит – сотая. Хотя что это я? Какие улицы? По пепелищу они бродят, по одному большому пепелищу.
Тогда, на Таганском лугу, мы только услышали взрывы. Сейчас же я увидел и последствия от них. Две кремлевские башни с пороховым зельем поднялись на воздух не одни – они еще потянули за собой часть стен. Про Китай-город и вовсе говорить нечего – сплошные руины, а что до его стен, то их практически не существовало. Из руин тоже, как в реке – где рука торчит, где нога, где целиком труп валяется, да не один. И все отличие от речных – это цвет. Там они все больше синие, а тут – черные, обугленные чуть ли не до костей. Головешки, а не покойники.
Светозара и та перепугалась. Так вцепилась мне в руку – клещами не оторвать. Остроносый, приметив, скривился, но промолчал. Ему легче – он с Пантелеймоном и Тимохой все это уже видел, а мне впервой, потому чуть не замутило. Хорошо, что Светозара рядом – неудобно выказывать слабость при девке, вот я и держался. На подворье у князя только и отошел.
Пожар, конечно, не пощадил и его хором, но картина совсем иная, более оптимистичная – уцелели почти все. Угорели лишь двое – помогли мои отдушины. Это я к тому, что покойники там отсутствовали. Да и руин тоже почти не имелось – все уже расчистили и вовсю строили новые хоромы. Потому и запахи соответствующие – от свежесрубленных деревьев. После сладковато-трупного привязчивого аромата я дышал и не мог надышаться смолистой сосновой стружкой, терпкой дубовой корой и тоненьким, похожим на цветочный запахом от нежно-желтых полосок липы.