Только вот и Воротынскому она, как ни крути, не чужая.
– Нет-нет, – заторопился я с ответом. – Просто, коль не выбрал государь княжну Долгорукую, то это, наверное, зазорно для отца.
– Пустое, – с видимым облегчением почти весело отмахнулся Воротынский. – Их вон сколь на смотрины съехалось, так что – всем зазорно? Зато каждый отец про свою станет сказывать, будто его дщерь в последней дюжине[61] оказалась и совсем уж было государь на нее глаз положил, да тут она чихнула не вовремя, потому токмо он ее соседку и избрал. Ежели их всех послухать, так в последней дюжине несколько сотен стояло и все расчихались не ко времени. – И с широкой добродушной улыбкой осведомился: – Сватов решил заслать?
Я кивнул.
– Потому и хотел чин заполучить, – закинул я удочку. – Чтобы отец ее не просто за фряжского князя выдавал, а и…
Договаривать не стал. Раз кидает с соавторством, пусть думает сам, какую должность он в состоянии для меня выпросить.
– На этой мельнице помол не скоро выйдет… – задумчиво протянул Воротынский. – Но с божьей помощью замолвлю я за тебя словечко. Случай подвернется, и непременно замолвлю. Но тебе же не токмо чин надобен – добрые сваты потребны?
– Еще как, – вздохнул я.
– Оно и впрямь к Андрею Тимофеевичу абы каких нельзя – в отказ пойти может. Но и я тебе не гожусь, – огорошил меня князь новостью. – Чай, в родстве с невестой. Не принято так на Руси. Но ништо, – тут же успокоил он меня, – дай срок. Как токмо зачтет государь, что мы тут с тобой учинили, да все одобрит, – похоже, что в этом Воротынский ничуть не сомневался, – так я сразу и помыслю, кого к нему сподручнее послать. Покров токмо миновал, так что до Масленицы времени много[62], поспеем тебя окрутить.
Я вздохнул с облегчением. Кажется, на этот раз у меня все выгорит, и осечки случиться не должно. Кого бы ни подобрал Воротынский – можно не сомневаться, что будущие сваты окажутся людьми именитыми и, скорее всего, с княжескими титулами. Таким Долгорукий не откажет при всем своем чванстве и высокомерии. Побоится нажить врагов.
И когда я встретил Михайлу Ивановича, вернувшегося от государя с известием, что все в порядке, радости моей не было конца. На пиру, который закатил Воротынский по такому случаю, не поскупившись и выставив угощение для всей дворни, мой рот не закрывался ни на минуту. Я шутил, балагурил, сыпал анекдотами, которые переделывал на ходу, рассказывал забавные байки – словом, душа-парень.
– Вот кого государю в дружки для своей невесты выбрать, – отсмеявшись над моей очередной шуткой, заявил Воротынский. – Жаль, что ты фрязин. Поди, у Бориски Годунова столь много всякой всячины в главе не сыщется.