– Серьга с нами тож о ту пору сиживал, – вяло возразил он.
– Только он-то как раз был против, – парировал я. – И куртку… кафтанец Тимоха поутру мне вернул, а вот ты…
– Промашка вышла, – весело осклабился он, пахнув на меня зубной гнилью.
– Вышла, – подтвердил я. – Только не тогда, а сейчас. А в тот вечер ты как раз по велению своей души поступал.
– А у нас на Руси – можа, ты не слыхал, так я подскажу, – присказка имеется. Кто старое помянет, тому глаз вон, – не сдавался остроносый.
– Слыхал я ее. Только ты почему-то до конца ее не произнес, – жестко ответил я. – Кто забудет, тому два вон. Так вот, ежели я тебя к себе возьму, мне и впрямь оба ока вынимать надо, потому что я и при двух очах как слепец себя веду.
– Стало быть, не возьмешь меня в стременные? – не унимался он.
– Занято место. Это у государя их сколько хочешь, а мне и одного за глаза, – спокойно ответил я.
– А ты Серьгу прогони, и всего делов. К тому ж срок службы у его вышел, да и сам он на Дон уйти желает, так чего держать?! – нахально заявил Осьмушка. – Я ить лучшее его – что на сабельках, что на бердышах. И коней я понимаю – не чета ему. Любую усмирю.
Ну и наглец! И как он до сих пор не понял, что должен неустанно благодарить Тимоху за то, что я ни разу не поднимал перед Воротынским всех этих щекотливых вопросов, связанных с прошлым остроносого, на которые он навряд ли сможет отыскать ответы.
Нет, речь не о моем ларце с серебром. Пес с ним, еще заработаю. Да и неудобно как-то – вместе воевали, а я тут начну про деньги. Зато еще кое о чем спросил бы непременно. Была у меня отчего-то уверенность, что Осьмушка, он же Софрон, он же Васятка Петров, покаялся перед Михайлой Ивановичем далеко не во всех своих «подвигах», и даже о тех, про которые рассказал, поведал, деликатно говоря, в весьма усеченном варианте, к тому же изрядно смягченном. А вот если бы Воротынский в ту пору услышал кое-что от меня, убежден, отреагировал бы сурово.
Но нет никакой гарантии, что этот бесстыжий гаврик в отместку не расскажет о Тимохе, только не по сокращенному, а, напротив, по расширенному варианту, приплетя и то, чего не было вовсе. Точнее, нет, гарантия как раз имеется, но прямо противоположная – обязательно расскажет, сделав это по принципу: «Мне плохо, но уж я расстараюсь, чтоб и другому было не лучше – все душе отрада. Да, ходил я в Софронах, грабил людишек. Виноват, спору нет. Токмо был о ту пору близ меня еще один тать по прозвищу Серьга. Ведомо ли тебе, княже Михайла Иваныч, где он ныне? Могу подсказать…»
А еще на пытках мог бы рассказать и про иное, за которое всем прочим, в том числе и мне, тоже придется платить не серебром и не золотом, но жизнями – укрывательство детей изменников Иоанн нипочем не простит. Потому и приходилось помалкивать.