– А ежели поганые инако мыслят, не так как ты?
– Девлет, хоть и нехристь, но умен, собака, – заметил я. – О том по прошлому лету можно судить. Да и ныне он все как надо сделал. А коль умен, то на рожон не полезет. Это дурни такое сказануть могут, о чем и не догадаешься, а прочие люди думают схоже, потому что умная мысль в каждом деле только одна-единственная. Потому и говорю: не обгонять его надо, чтоб он неладное не почуял, и не вставать спереди, а, наоборот, держаться сзади. Тогда он точно уверует в московское войско, потому что решит, что мы хотим его взять в клещи и ударить разом с двух сторон. Мол, из-за этого воеводы и не лезут в обход, сзади норовят куснуть. Вот ты бы сам, Михайла Иванович, как поступил?
Воротынский задумался. Затем, коротко кивнув, предложил:
– Далее сказывай.
– Пока передовой да полк правой руки станут его щипать, он пойдет еще медленнее. Тут-то ты и подоспеешь с основными силами. Хан решит, что пришла пора разбить всех. А вы, куснув, подадитесь назад. Немного совсем, верст на пять – десять, где буду стоять я с дружиной Фаренсбаха, да еще с пушками. И не в чистом поле, а в гуляй-городе, в котором вы и засядете.
– Это что ж выходит, мы не со стороны Москвы ощетинимся, а сзаду? Да он плюнет на нас и вперед уйдет, – не выдержал Воротынский.
– Куда? К другому войску? Чтоб оказаться меж двух огней? Не лучше ли вначале добить вас, а уж потом идти без оглядки вперед?
– Так ведь нет другого войска! – заорал князь, но тут же спохватился: – Хотя да, ежели все так, то тут и впрямь есть резон. М-да-а, сказываешь ты складно, – протянул он задумчиво. – Ежели Девлетка по-твоему поступит, тогда мы и вправду еще покусаемся, Константин Юрьич.
Кажется, проняло. Раз я вновь от фрязина до Константина Юрьича дошел, значит, поверил мне Воротынский.
– И не просто покусаемся, – добавил я. – Мы еще и за глотку ухватим. Чтоб намертво. Бежать с нашего двора станет – не пустим.
– Ну тут уж ты малость того, – крякнул князь и бесшабашно махнул рукой. – Ин быть ныне по-твоему. Семь бед – один ответ.
Мы не расстались. Скинув на плечи своего второго воеводы и тестя Ивана Васильевича Шереметева, разборку гуляй-города и весь наряд[74], Воротынский, прихватив меня с собой, поспешил вперед. С трудом сдерживая нетерпение, он все-таки дождался полков из Каширы и Лопасни, которые также шли налегке, бросив обозы, после чего уже без остановок устремился в погоню за Девлет-Гиреем.
Тот и впрямь не торопился – уж больно гладко все получалось. Удалось мне рассчитать его расклад мыслей. Если исходить из скорости его продвижения, крымский хан явно опасался подвоха. Судите сами. От Сенькиного брода до Москвы по прямой сотня верст. Для летучей татарской конницы два дня пути. Перешел он на наш берег Оки в ночь на воскресенье, двадцать седьмого июля. Но за двое последующих суток его войско прошло всего половину, верст пятьдесят, не больше.