Ох и холодна водица в ноябре. И что делать – ума не приложу. Обратно возвращаться? Оглянулся, стрельцы на берегу. И не только. Сам царь торопится, чтоб полюбоваться. Вон он, на горизонте засветился. Если вернуться, он что-нибудь похлеще выдумает.
«Это место смерти, – сказал Маугли. – Зачем мы здесь?»
Я еще сражался, пытаясь сделать что только можно, но, к сожалению… Последнее, до чего я додумался, это обрезать своим засапожником упряжь и освободить лошадей от непосильной тяжести возка. Держась за обрывки упряжи, мы и плыли. Точнее, плыли лошадки, а мы уж так, подле. Метров двадцать сумели одолеть наши кони, отчаянно круша мордами тонкие льдинки и получая кровавые раны. Замутнела вода. Бурый след потянулся. Уже не ржут, не храпят – стонут. Чуют, что хана, но еще плывут – видать, не кончился пока шальной запал, хотя и на исходе. А сколько там до противоположного берега? Ого! Или сумеют дотянуть?
Не сумели. Первой начала тонуть та, что была немного впереди. Все правильно – ей больше всех досталось. Льдинки хоть и тонкие, но острые. Жаль, что я не догадался разделить лошадок. Сейчас она и остальных за собой потянет. Ага, так и есть. Накаркал я. Сбылось последнее предсказание юродивого Мавродия по прозвищу Вещун.
Последнее, что оставалось, – выпустить упряжь из рук, но проку?! К тому же одежда. Если первое время она поддерживала нас на плаву, все равно как спасательный жилет, то теперь, изрядно намокнув и отяжелев, наоборот, потянула на дно. Властно так, словно кто-то невидимый ухватил за нее снизу. Не иначе как проснувшийся водяной нашарил на ощупь непрошеных гостей и теперь тащит в свои апартаменты. А скинуть лучше и не пытаться. Девять пуговиц у моей ферязи – считал я как-то от нечего делать, так что данные точные. Расстегнуть больше трех мне не успеть. Ну ладно, пусть даже со всеми управлюсь, а толку?
Всегда знал, что пловец из меня средней паршивости, так что не обольщался. А тут еще и Маша уцепилась, грести не дает. По-нормальному, насколько я помню, ее полагается оглушить, чтоб не мешала спасать, но разве я смогу поднять руку? Да и зачем? Все равно один конец, поскольку до ближайшего берега не меньше полусотни метров.
Оставалось последнее, что еще возможно, – кое-как поддерживать ее голову над водой. Вот только для этого надо и самому быть над водой, а мы уже пошли вглубь. Мутновато здесь – не видно ни зги. И до чего ж обидно вот так вот…
Тонет моя любимая! Ой тонет! А вдвойне горько от того, что как ни крути, а получается, что я сам ее загубил. И даже прощения за это не попросить, потому что в легких ни глотка, а вокруг только темная муть и лютый холод. И что проку в моем отчаянном барахтанье?!