Почти над нашими головами шарахнул очередной громовой раскат. Я посмотрел на спящую. Странно, так и не проснулась. Осторожно уложив милую красивую головку на заботливо подстеленный Валеркой камуфляжный бушлат, я вышел из-под навеса и встал на колени, с мольбой глядя в грозовые небеса.
Не знаю, как назвать мои слова, обращенные к ним в тот момент. Молитва? Просьба о помощи? Крик души? Да, скорее последнее. Впрочем, если судить по интонациям, это было больше похоже на стон. Он вырвался у меня непроизвольно, и я сейчас не припомню ни одного слова из произнесенных тогда. Но небо безучастно молчало, лишь изредка насмешливо откликаясь зарницами молний, которые полыхали вдали за Волгой.
Я беспомощно оглянулся на друзей.
– Братцы! Ее-то она за что?! – прошептал я.
Но они тоже молчали.
Как небеса.
На меня не смотрел ни один.
Генка, по моему примеру, задрал голову кверху, да так и застыл, даже не вытирая с лица струек дождя. Андрюха, насупившись, смотрел в сторону, нервно терзая в руках ни в чем не повинную кепку, а Валерка, мрачно глядя куда-то вниз, то и дело лихорадочно затягивался сигаретой, трясущейся рукой поднося ее ко рту.
И тогда я до крови прикусил губу, сжал кулаки и поднялся с колен.
– Честная игра не по зубам?! – зло выкрикнул я той, что, затаившись где-то в свинцовом фиолете туч, разглядывала результат своей деятельности, мирно спящий на земле.
Мои окровавленные губы еще долго выплевывали презрительные оскорбления в ее адрес. Та в отместку шарахала молниями, все ближе и ближе подбираясь к месту, где мы стояли, но я не отступил и тогда, когда она вонзила очередную огненную стрелу чуть ли не у моих ног. Я даже не отодвинулся.
Ни на шаг.
Ни на сантиметр.
– Врешь, стерва! – орал я. – Просчиталась ты! Тебе уже нечем меня запугать!.. А ты, старик, – припомнился мне Световид и его коварная усмешка, которая отчетливо скользнула по губам во время предложения наворожить перстень, – это и есть твое чудо?! Чтоб ты…
Может быть, я еще долго бы изливал все, что у меня накопилось на душе, выплескивая праведное возмущение его вопиющей подлостью, но тут от шума вновь проснулась моя… маленькая.
В который раз зло буркнув напоследок, что все равно не сдамся, я направился к ней. Успокоить мою «крошку» удалось сравнительно легко – хватило пару-тройку раз погладить ее, ласково проведя рукой по шелковистым волосам и по разрумянившимся от сна щекам с нежным персиковым пушком.
А утро принесло радость. Она что-то тихо лепетала, сидя в машине, которую мы поймали, и, прислушавшись, я уловил нечто знакомое. Это оказалось уже не бессмысленное «бу-бу-бу». Она повторяла слова из наших разговоров, правда, немилосердно искажала их.