А в животе уже что-то кольнуло, да так больно, что я чуть не ойкнул. Получается, что времени у меня в обрез, и намного меньше, чем я думаю. Так что же, неужели я умру, ничем не отомстив?! Не дело это. Тогда и впрямь выйдет, что я проиграл. Но какую же гадость выдать, чтоб этой венценосной скотине изрядно поикалось?! Ну же, голова! Выручай! В последний раз тебя твой хозяин просит! Давай, родимая! Но… не сработало. Может, что-то надумалось бы чуть позже, но вмешался царь.
– Ведомо мне, что ты изрядно повидал, – зевнул Иоанн. – Поведал бы, разогнал тоску государя, послужил бы ему в остатний раз.
«Ну и наглец! Это мне, которому осталось час или два жизни, тебя развлекать?! Ах ты ж зараза!» – восхитился я и… стал послушно рассказывать.
Это был шанс на спасение. А заключался он в том, что если я его заинтересую своим рассказом, то он прикажет дать мне противоядие. Не факт, что оно имеется у лекаря, не факт, что он вообще знает, как его приготовить, но все равно шанс появлялся. Единственный, совсем маленький, можно сказать, крохотный, видимый только в микроскоп – все так, но не воспользоваться им я не мог. Тем более никакого унижения. Вот если бы царь приказал мне вылизать ему сапоги – точно плюнул бы ему в морду, а так…
Повествовал я про Новый Свет, живописуя про удивительные тамошние цивилизации. Начал же с того, что, дескать, странствуя по свету, встретился с одним старым дворянином, который и рассказал о своих приключениях в тех землях. Далее пошел краткий пересказ книги «Дочь Монтесумы».
И снова заслушались все, кто был в пыточной. На вошедшего в подвал Бориса Годунова, которого Иоанн посылал с каким-то поручением, царь даже цыкнул, нетерпеливо махнув рукой и приложив палец к губам – мол, не мешай. Лишь когда я завершил повествование, царь спохватился, ткнув пальцем в клепсидру.
– Елисейка! Енто что такое? – зловещим голосом поинтересовался он.
Я тоже посмотрел туда. Ну и что? Да, верхнее отделение на водяных часах опустело, но так и должно быть – чего возмущаться-то? Потом лишь до меня дошло – это ж не вода ушла вниз, а остаток моей жизни, который мне отмерили.
Но тогда почему я до сих пор жив? Промашка? Но вон же лекарь клянется, что отрава должна была сработать строго согласно часам. Капля в каплю.
Ничего не понимаю.
– Не иначе как, государь, господь сего фрязина благодатью осенил, – хладнокровно заметил Годунов, склонившись к Иоанну.
– И собака сдох, – напомнил перепуганный Бомелий.
– А ежели мы его вдругорядь напоим – явит ему господь свою милость аль как? – язвительно поинтересовался царь у Бориса.