Поэтому я особо и не боялся, что Анна примет отраву – верил, что снадобья купца сумеют помочь. Так что лучше пусть она размышляет о новых ухищрениях насчет ядов, чем приступит к осуществлению какого-нибудь другого вида самоубийства, тем более что их хоть отбавляй. Например, та же река.
Кстати, именно из-за реки я с самого утра четвертого дня поднапрягся, как только мог. Иначе нельзя – могу не довезти. В смысле живой. Раз застукал, второй раз чудом внимание обратил, а в третий…
Опять же борт ладьи рядом, вода всего в метре. Нагнуться и плюхнуться – секундное дело. И хотя я и распределил обязанности охраны, сделав так, чтоб в дневное время дежурили те, кто умеет плавать, но все равно на душе было неспокойно. Сейчас еще куда ни шло. Сестра – река неглубокая и по ширине тоже не ахти, но через день мы выйдем на Волгу, а там…
Хорошо, если она пока не делает попыток нырнуть лишь потому, что размышляет об очередном отравлении. Куда хуже, если просто выжидает, понимая – коль с первого раза не выйдет, у меня появится блестящий повод запереть ее в крошечной каюте, которую обустроили для Анны на корме. Запереть и не выпускать до самого приезда, благо что волоков впереди не предвидится – Волга сама донесет до Шексны, а там вверх по ней, и все – монастырь почти у реки.
Вот она и ждет, пока мы вырулим туда, откуда ее извлекать будет весьма и весьма затруднительно. Надо что-то делать, притом срочно.
Пришлось отвлекать. Поначалу слушали меня только две мамки. Или кормилицы – пойди разбери. Сама Анна демонстративно отворачивалась, делая вид, что я утомил ее своей бесконечной трепотней. Ага, притомил, держи карман шире! На самом деле ушки топориком и не пропускала ни одного словечка. А ближе к вечеру мои рассказы ее настолько захватили, что она перестала изображать равнодушие – уж больно интересно.
Еще бы, я ж повествовал об индейцах-ирокезах, а по их обычаям всем заправляла Великая Мать. Словом, пролил бальзам на ее сердце. Потом рассказал кое-что и про амазонок. То есть подбирал приятные животрепещущие темы на злобу дня и… на злобу сердца Анны Алексеевны.
Она даже стала задавать вопросы – как это да как то, причем деловитые. Ну что ж, раз заинтересовали подробности – дело пошло на лад…
Вот так царица понемногу и оттаяла. На шестой день я мог вздохнуть поспокойнее, невзирая на широкую гладь реки, хотя все равно не рисковал оставлять ее одну с няньками да мамками – мало ли.
А потом – мы к тому времени отплыли из Углича – и вовсе разговорилась со мной «за жизнь». Но и тут поначалу осторожничала, предпочитая расспрашивать меня – кто, откуда и так далее. Отвечал я односложно, стараясь не вдаваться в подробности, чтоб потом не попасть впросак – пойди запомни все вранье, чтоб потом повторить все в точности. Завтра себя вчерашнего процитировать легко, через неделю – с трудом, через месяц – не знаю, а если через полгода?