Секундное промедление и острые клыки до основания вонзились в руку. Тело выгнулось в первой судороге, как только яд пронесся по организму, сердце зашлось в конвульсиях, пропуская отравленную кровь. Толи еще будет, вторая волна – переработанный яд! Прикрыв глаза, я переживала события произошедшие год – полтора назад. Тело почти забыло боль, но разум отказывался вычеркивать ее из памяти, каждый день, находя напоминание на внутренней стороне правого запястья в виде двух треугольных шрамов от полых клыков кагарша.
Это был самый жестокий из уроков, что преподносила жизнь, и преподавал мне мастер, пусть даже и не совсем запланированный. Привычка задумываться о последствиях после таких действенных мер, у меня задержалась надолго – дня на два точно! После моей двухнедельной комы я просто не могла плести в полную силу, но больше всего довлело чувство вины.
От моих опрометчивых действий – не проследила, как следует льйини камня, переплела с воздушным карманом скрытой пещеры, на самом деле наполненной газом (что я не удосужилась проверить!) и вот, пожалуйста, получите взрыв и землетрясение – рухнули ксоты кагаршей. Много тварюшек погибло, а часть была обречена на смерть в изгнании. Они выпали из синих, похожих на сталактиты, плетеных сосулек (ксот) и оказались в соке раздавленных грибов Гуу, который для них является пожизненным стерилизатором, более того вернувшиеся домой, заразили бы остальных.
Вот бы мне в свое время такое средство да домой от тараканов! Надо сказать, что я с детства не боюсь насекомых. Совершенно спокойно отношусь всякого рода жучкам, паучкам, обожаю гусениц, несколько опасаюсь только сороконожек и абсолютно не переношу тараканов. Эти желто-коричневые твари вызывают такой приступ брезгливости и отвращения, который практически граничит со страхом.
Я плакала навзрыд, наблюдая, как трогательно выпавшие паучки прощались с теми, кто остался наверху, а потом медленно расползались в разные стороны. Один из них, видно еще совсем детеныш, если такое можно сказать о паукокрабе, никак не мог понять, почему некогда такие родные и заботливые сородичи теперь не пускали его домой, который он еще ни разу не покидал, обстреливая его сгустками яда и не давая, приблизится. Так жестоко теснимый недавними собратьями он отходил все дальше и дальше, пока, оступившись, не укатился совсем далеко в сторону.
Мастер как всегда не проронил ни слова, видя, что мне и так тошно, лишь позже, возможно, желая утешить, проговорил, что это не самый страшный исход необдуманных плетений, да и поступков, все могло быть хуже, если бы на кону стояли человеческие жизни!