Но мы с Виталькой все же выпили еще по одной чашке.
Потом стали прощаться.
— Это вам. — Тетя Нюра дала нам по красной гвоздике.
— Какая милая, — проговорила Таня, рассматривая свой цветок.
Мы поблагодарили тетушек и ушли. Когда спускались по лестнице, Виталька протянул Тане гвоздику и сказал:
— Таня, возьми.
Я тоже захотел отдать ей спою гвоздику, но удержался: зачем же мне подражать Витальке?
А Таня сказала:
— На что мне такая безвкусица! Все равно сейчас выкинем.
Безвкусица? Я ушам своим не верил. Только что ведь говорила: «Какая милая». И вдруг — безвкусица!
— Точно, — согласился Виталька, — такие лишь на венки для покойников нанизывают.
— Чего же брал? — не вытерпел я.
— Все брали, и я взял, — невозмутимо ответил Виталька.
Мы опять вышли на набережную, но теперь пошли уже по другой стороне, возле самых перил. Таня, а за ней и Виталька бросили в воду свои гвоздики, и река медленно понесла их.
— Бросай, — сказал мне Виталька. — Чего жалеть! — Я не бросал.
— Зачем же бросать, — заметила Таня, — если ему нравится. Пусть бережет. Вкус у всех разный.
Я шел молча и глядел на воду.
Может, и верно, безвкусица этот цветок, сделанный из бумаги и проволоки? Но ведь его подарили… Подарили. Как же я брошу? Получится, что я предаю тетю Полю и тетю Нюру, что я смеюсь над ними.
Я не бросил гвоздику. Так и пошел в Третьяковку с цветком в руке.
…Народу возле касс было немного. Мы подождали минут пять и получили билеты.
— Пошли на второй этаж, там классика, — уверенно сказал Виталька, после того как контролер надорвал наши билеты.
Вначале мы попали в зал, где со стен на нас смотрели какие-то важные господа и дамы. Мужчины были в париках, с орденами и лентами. У дам орденов не было, но зато они могли похвастаться кружевами и драгоценностями, которые нацепили на себя в большом количестве.
Одни лица были бледно-восковыми, на других алели румяна. Попадались лица и красивые, и некрасивые — носатые с тонкими, поджатыми губами.
Но было в портретах и такое, что объединяло их и делало похожими.
Сперва я не мог понять, отчего это так, а потом догадался: у всех этих вельмож и вельможинь был одинаково надменный, напыщенный вид. Наверное, выламывались друг перед другом, все равно как Виталька выламывался перед нами в кафе. Я даже улыбнулся от такого сравнения.
— Ты что? — спросила меня Таня.
— Да так… интересно здесь очень.
— Это все фигни на постном масле, — сказал Виталька. — Идем дальше, еще не то увидишь. — И он быстрыми шагами направился к выходу.
Так проскочили мы через несколько залов. Виталька все время поглядывал по сторонам и махал нам рукой, чтобы мы не задерживались, шли скорее за ним.