— Ты знаешь, что полагается за пособничество беглым рабам?
Догадываюсь. Для этого и снэрру позвал? Магические оковы, в темницу и на дыбу?
— Я вернула им долг. Если бы ее они, меня бы по очереди насиловали пятеро мужчин, а когда бы им это надоело, перебили мне все кости, — решив, что мне нечего терять, я позволила себе смелый ответ.
Норн задумался, постукивая костяшками пальцев по стене, а потом обернулся к снэрре Джованне:
— Проверьте, врёт ли она, и, если потребуется, вытяните из неё всю правду. Потом зайдите в мой кабинет.
Он ушёл, а я осталась наедине с магичкой. Казалось, даже ушибы заболели сильнее под этим проницательным взглядом.
— Ну как, сама всё расскажешь, или прибегнем к методам дознания?
Джованна выразительно зажгла и погасила на ладони синий огонёк. Заметив мой интерес, улыбнулась:
— Он как настоящий, можно обжечься.
Выбора не было, пришлось повиниться, старательно сглаживая острые углы. Судя по выражению лица снэрры, я уже была покойницей.
— Что ж, — заключила она, — я бы рекомендовала норну Тиадею найти другую торху. Может, конечно, и выкрутишься, но вряд ли. Вообще, он слишком добр к тебе, не беременна ли ты? Тогда считай, что тебе крупно повезло.
Мне не повезло: капли я пила регулярно, так что даже крошечной надежды не было.
Магичка ушла, а я осталась одна. Сжавшись в комочек, лежала на кровати, молилась, вспоминала дом, лица родных… Скоро я их всех увижу, вернусь в Кевар. Только на том свете.
Дверь распахнулась, и на пороге возник квит. Вот и познакомимся.
В руках у слуги была верёвка. С петлёй.
Я пискнула и забилась в дальний угол кровати.
Неужели меня повесят прямо здесь?
'Вставай!' — квит демонстративно взмахнул петлёй и, прицелившись, набросил её мне на шею. Потянул на себя, и чтобы не задохнуться, я вынуждена была поспешно встать и подойти к нему.
Достав ручные кандалы, квит крепко зафиксировал мои запястья за спиной и на поводке повёл во двор.
В холле я увидела хозяина, хмурого, задумчивого. Он даже не удостоил меня взглядом.
Мы остановились перед знакомым столбом. Только на этот раз к нему была прибита перекладина. Виселица.
Вопреки ожиданиям квит не перекинул верёвку через брус, а толкнул меня к ввинченным в стену крючьям. Освободив жертву от петли, он приказал двум дворовым хырам раздеть меня. Донага. А ведь на улице начало октября!
Дрожавшую от страха и холода, сгорающую от стыда, меня выставили на всеобщее обозрение с какой-то начертанной на груди углём надписью. Я не могла даже прикрыться, распятая на крючьях, смутно догадываясь, что это специально. Вдруг я уже не торха, а хыра, и любой может подойти и воспользоваться столь щедрым предложением. Но, к счастью, никто насиловать меня не собирался.