Раздался выстрел, и теперь уже гребчихи – две команды – налегли на весла. Мерный плеск воды соединился с доносившимися из громкоговорителя обрывками веселой «Румбы-негры».
На другой день внеочередное собрание завкома постановило освободить Непейко от должности директора. Нового не выбрали: пока вредитель не был обезврежен, назначать кого-то из рабочих на ответственную должность было бы опасно. Все сошлись на том, чтоб комитет стал коллективным руководом предприятия. Маратыч обязался выловить вредителя не позже завершения квартала, а Люсек внес предложение повысить продолжительность рабочего дня на два часа и добровольно помогать рабочим сборочного цеха после смен и в выходные. Предложение было принято почти единогласно: Аверьянов, естественно, выступил против.
Прошло две пятидневки. Несмотря на все усилия рабочих, дело шло из рук вон плохо. Процент брака, за которым раньше не особенно следили, а теперь решили пристально наблюдать, вдруг оказался неожиданно высоким и, похоже, даже повышался. Беспокойство нарастало. Пролетарии смотрели друг на друга подозрительно. Красленовы соседи больше не общались, не читали вечерами свежей прессы, не следили коллективно за опасным предприятием знаменитой летчицы, беспосадочно летевшей над тайгой, не спорили о методах борьбы с социалистами и новых кубистических картинах из фойе. Каждый день слышалось о скандалах между пролетариями, заподозрившими друг в друге вредителя. Ходили слухи о каких-то якобы шпионах, шастающих ночами в коридорах комбината: кто-то говорил, что слышит их шаги, другие – что шпион стучится в двери жилячеек, третьи вовсе утверждали, что однажды, выйдя ночью в коридор, увидели агента капитала, но тот был вооружен лучами смерти, и арестовать его не вышло. Решено было выставить часовых. Теперь рабочим, кроме прочего, пришлось еще и бодрствовать ночами – кто дежурил в коридорах, кто на крыше комбината, кто на проходной, кто в своем цеху. По утрам они ходили квелые, зевали и терпели обвинения в плохом качестве работы.
Кое-кто стал поговаривать о том, что надо просить помощи из Центра, мол, самим не справиться. Таких трусливых личностей Люсек честил в газете, обвиняя в недопонимании сути коммунизма, состоящей в полном всенародном самоуправлении, и едко добавлял, что только брюнны с их фашистскими порядками не могут сами думать головой и делают все по указке руководства. Каждый день Люсек писал о бракоделах, опоздавших на работу, равнодушных, зевунах и анекдотчиках, клеймя их как виновных в том, что гад-вредитель до сих пор не обнаружен. На столовской стене каждый день возникал новый список рабочих, мешавших тому, чтобы выполнить план за два года и покончить со шпионом. Там же помещались призывы не жалеть сил на работе, не бояться брать на себя новые обязательства, приходить на смену раньше, уходить с нее позже, дерзать, внедряться, порывать, взлетать, бороться, бросать вызов, грохотать, гореть, кипеть, взрываться.