– Тай-фу уже близок. Горизонт почернел, и ветер стал сильнее. – Хаси, поигрывая плечами и покряхтывая, поднялся со своего своеобразного трона, сделанного из шкур. – Надо идти и пинками подогнать этих ленивых псов. А то, как всегда, недосмотрят, недоделают и завтра недосчитаешься кораблей и лодок.
Первый из обещанных пинков глава пиратского рода-племени отвесил Аоки.
– Эй, Аоки, обезьянья моча, чего сидишь! Ты уже должен бежать впереди! А ты, Кусанку, отведешь Ямомото к яме. Пусть посидит до утра. Проведет там ночку и утром станет самым разговорчивым из людей.
– Послушай, Хаси, – торопливо заговорил Артем. – Я из тех, кто принимает вещи такими, какие они есть. Вот поэтому всего за полгода я, чужак, стал даймё и послом императора. Вот увидишь, мы с тобой договоримся, Хаси-сан. Я знаю, что предложить тебе. Но моим людям ничего не должно угрожать, без них все бесполезно…
Хаси махнул рукой, показывая, чтобы Артем замолчал.
– Успеешь еще наговориться. Некогда сейчас. Твоих людей никто не тронет… пока. Кусанку зайдет к ним и скажет, что ты остался у меня в гостях. – Он хмыкнул. – Очень, мол, тебе понравилось тут, у меня в доме. Завтра после беседы с тобой я решу, что с ними делать.
О дорожной казне Артем и не собирался заикаться, понимая, что на ней уже можно поставить крест. Хотя обидно. Пропало все, что нажито непосильным трудом.
Атаман неожиданно наклонился над столом и едва ли не задушевным тоном проговорил:
– Пойми, Ямомото, я не хочу тебе зла. Клянусь гневом Сусаноо, это так. Ты ж не яматонтю! И ты мне нравишься, клянусь посохом Наньдоу. За полгода возвыситься среди таких твердолобых ублюдков, как эти самураи, – такое достойно уважения. Это значит, что ты не полный ублюдок. Но поверь мне, Ямомото, я сам вот этими вот руками буду рвать твою шкуру на клочки, если ты разочаруешь меня, начнешь врать и запираться. Подумай об этом наступающей ночью.
Глава пятая
Три имени и крест
Воняло, как… Ну как может вонять непроточная лужа диаметром более чем в два кэна[15], вся заросшая гниющей травой, куда постоянно задувает ветром листья, сухую траву и прочий мусор, куда, не исключено, выплескивают отходы, и в которую наверняка время от времени мочатся всякие ублюдки? Вот так и воняло, короче.
От рыболовной сети Артема освободили еще во дворе атаманского дома. Туземцы развели его руки в стороны, примотали их шнурами тройного плетения к бамбуковому шесту и так и вели распятым до самой ямы, находившейся в дальнем конце форта, почти у самого бамбукового частокола.
Даже если бы эти ублюдки отвязали его руки от палки, прежде чем столкнуть вниз, в зловонную жижу, от этого путь к свободе не стал бы легче. Поди вскарабкайся по осклизлым глинистым склонам, где ни кустика, ни корня и ничего другого, во что можно вцепиться пальцами, а карабкаться до верхнего края ямы кэна полтора, не меньше. Особенно безнадежным подобное предприятие выглядело по причине наличия часового. Неизвестно, чем там занимался большую часть времени пират, оставленный Кусанку на часах, сидел ли на пеньке или ходил без устали, но, увы, точно не дрых, потому как время от времени подходил к краю ямы и заглядывал в нее.