Пение меж тем становилось громче. Начинал нервно вздрагивать воздух.
Сам собой над нефритовой чарой, стоящей в центре Малого Мира, занялся тихий огонь.
Иринарх, легко, почти невесомо ступая по тонкой сходне, приблизился к чаре и погрузил в пламя обе руки, очищая их от скверны. Потом достал из холщовой сумы первый ком воска, опустил его в чару. Потом второй, третий… Свой воск Андрон узнал – он никогда не скатывал его, а плющил и хранил между двумя дощечками. Пение вонзалось в спину сотнями игл, проникало в самые недоступные места. Андрон чувствовал, как сам тает вместо воска. Не вместе, а вместо. Всё знание, запечатлённое в нём, высвобождалось…
…смешивалось с другим…
…вдруг переставало быть мелким знанием об отдельных эпизодах жизни, а превращалось во что-то большее, пока ещё не слишком определенное…
Раньше Андрон в такие моменты полностью утрачивал себя. Со временем он научился сохранять в себе кое-что – правда, немногое – из восприятия окружающего и, главное, сохранял кой-какой контроль над телом.
Маленький Мир под ногами утратил чёткость. Андрон смотрел на него будто бы из окна башни. Причём окно было узкое и высоко над полом, и приходилось тянуться и выгибать шею, чтобы посмотреть в него одним глазом. Он видел поникшие паруса и стаю хищных птиц. Чёрное светило нависало над миром, выше него пылало светлое солнце. Скоро начнётся утро…
Иринарх медленно-медленно наклонил и опрокинул чару.
Воск хлынул на песок.
Огонь был отдельно от воска – выше и дальше. Огонь был розовый, рассветный.
Андрон раскинул руки навстречу рассвету. Утренняя снежная свежесть. Ручьи и цветы. Чёрный камень, белый лед, ослепительно-зелёная трава. Рыба выпрыгивает из воды и, вся в радуге, перелетает пенистый перекат.
Это Аквилонские горы…
Его качнуло вперёд, в долину. Неурочный разлив рек, дублёно-коричневые буйволы по брюхо в воде волокут тяжёлые плоты со спасаемым скарбом. Крестьяне, не разгибая спин, втыкают в жидкую грязь полей ростки белой водяной пшеницы – весенний урожай погиб, вся надежда на то, что осень будет долгой и тёплой. Волки и махогоны выходят из чащ…
А потом – его потянуло назад. Потащило. Поволокло. На миг он потерял опору. Взмахнул руками. Руки были мягко привязаны к чему-то, и это умирило бросившееся в панику сознание. Горы оказались по сторонам, потом впереди. Его несло в степь, в самую глубь степи – всё быстрее и быстрее. Океанские зелёные волны бежали по веками не тронутой траве. Похожие на когти облака наискось пересекали густое, почти твёрдое небо.
Полёт…
Трава пожухла и съёжилась. Серые проплешины.