ехал, и купцы в город, и мужики на ярмарку, и прочий люд проезжий, все
завсегда у нас останавливались. И путникам кров и отдых, и нам доход. А
теперь кто по тракту шастает? Господа солдаты только брать горазды, а
про плату им лучше и не заикаться… И добро бы уж одни какие-то, а то
то те придут, то эти, то опять те… и, чуть что не по ним — сразу в
крик: вы, мол, тут врагам короны помогаете, войско самозванца
привечаете, вас вообще попалить-перевешать… как и невдомек им, что для
тех они — такие же самозванцы, а мечи что у тех, что у этих здоровые,
попробуй не приветь такого… Ой, да что ж я, дура старая, гостей
жалобами кормлю! Вы заходите, угощу, чем бог послал…
— Спасибо, мы не голодны, — твердо ответил я. — Вот разве что овса
для коня не найдется ли? Мы заплатим.
— Найдется, как не найтись… я уж и вижу, что вы не из этих
охальников… и дочурка у вас такая славная… да вы заходите, в дом
пожалуйте, и сами отдохните, и конь ваш отдохнет…
Ее желание заработать монету-другую было очень понятным, и все же
не нравилась мне ее угодливость. Что, если в доме засада, хотя бы даже и
из числа жителей этого же села? Тем более, если проезжие военные столько
раз их грабили (а тут рассказ старухи очень походил на правду), то и они
могли счесть, что грабить в ответ проезжих — не грех… Тем не менее, во
двор ее дома я все же въехал, сразу отыскав взглядом колодец. А вот
собаки тут, похоже, не было.
— Кто-нибудь еще дома? — требовательно осведомился я, вглядываясь в
темные окна.
— Одна я, ох, одна… Тяжко одной в мои-то годы… Ну да господь
меня не оставляет…
— Смотри, — предупредил я, демонстративно кладя руку на рукоять
меча, — если обманываешь меня, горько пожалеешь.
— Как можно, добрый господин… правду говорю, как бог свят…
Я подъехал к колодцу и все же решился спешиться. Эвьет тоже
спрыгнула в теплую пыль и прошлась по двору, словно бы разминаясь после
долго пути верхом. Но я уже догадался, что она не просто прогуливается.
Не сводя глаз со старухи, я принялся крутить ворот, поднимая полное
ведро из гулких колодезных глубин. Селянка тем временем поглядывала то
на меня, то на Эвьет, но вроде не выказывала беспокойства. Наконец я
втащил плещущее ледяной водой ведро на край сруба и с шумом опрокинул
его в деревянное корыто поилки. Верный после поездки по жаре не заставил
себя упрашивать. Эвелина снова подошла ко мне.
— Следов других людей нет, — тихо сообщила она. А и в самом деле,
не слишком ли я подозрителен? Следы в пыли, конечно, недолговечны, но
ведь не может быть, что местные несколько дней сидят в засаде, не
высовывая носа на улицу. Уж по крайней мере к нужнику должны выходить,