Шикотенкатль открыл было рот, но Кортес поднял руку, призывая к тишине, и оба индейца замолчали.
— Друзья мои, — обратился он к послам из Мешико. — Я очень рад пониманию и заботе о нас, которые проявляет великий Мотекусома. Окончательный ответ я смогу дать ему только после того, как сам войду в столицу Талашкалы, потому прошу вас не покидать нас до тех пор. Любезный Шикотенкатль, я готов принять ваше предложение, но горечь одолевает меня, когда я вспоминаю недавние нападения. Непостоянство людей и ненадежность мира не дают моему сердцу обрести покой и веру.
Выслушав перевод, Шикотенкатль приложил руку к сердцу и клятвенно пообещал, что нападений больше не будет, а он сам, его сын и все люди, пришедшие с ним, могут сопровождать испанцев и остаться с ними рядом все время их пребывания в столице.
Ромка вздрогнул. Раньше ему казалось, что само понятие «заложники» жителям этих земель незнакомо. То ли они быстро учатся, то ли талашкаланцы более других поднаторели в военной хитрости. Но в любом случае это было довольно опасно — а ну как индейцы начнут захватывать испанцев и чего-то требовать за их освобождение?
Вперед снова выступил один из мешиков. С нескрываемой злобой поглядывая на Шикотенкатля, он намекнул, что богоподобного Кортеса и его воинство хотят заманить в ловушку, а если непобедимый и неустрашимый все же пойдет в Талашкалу, то он нижайше просит повременить хотя бы неделю, пока они пошлют кого-либо к Мотекусоме и получат его ответ.
Немного подумав, Кортес кивнул.
— Хорошо, великий посол государства Мешико, — ответил он. — Мы подождем, пока гонец отправится к великому Мотекусоме и вернется с ответом. А теперь я попрошу доблестного Шикотенкатля-сына возглавить людей, возвращающихся в город, а многомудрого Шикотенкатля-отца — быть нашим гостем до возвращения послов.
Мешики немедленно приступили к обустройству лагеря. Они засуетились, раскатывая полотнища шатров, выкладывая каменные очаги и таская воду.
Кортес подозвал Альварадо.
— Дон Педро, — тихо проговорил он ему в ухо. — Отправьте в Вера-Крус надежного человека. Пусть он расскажет Эскаланте обо всех наших победах и успехах, то же скажет тотонакам и добавит, что я прошу друзей устроить всеобщее празднование. Да пусть захватит с собой подарков, сколько сможет взять. А меня унесите. Не хочу, чтоб меня стошнило прямо на глазах у новых подданных.
Лес просыпался. Тяжелый ночной дух растворялся в утреннем свете. Листья стряхивали с себя капли ледяной росы. Разноцветные птички расправляли крылья, расчесывали клювиками перья и пробовали охрипшие за ночь голоса.