Билл испытывал злорадное удовлетворение, произнося эту тираду, и я демонстративно уставилась в потолок, чтобы доказать, как я от него устала.
— Закругляйся, Сондо, — сказал Билл. — Хозяева намекают на то, что нам пора и честь знать.
Хотя Сондо и не была расположена принимать во внимание мои намеки, предложение Билла подбросить ее на машине оказалось слишком соблазнительным, чтобы им пренебречь.
Когда они ушли, Елена отложила шитье.
— Этот молодой человек очень увлечен тобой, Лайнел, — заметила она. — И он действительно приятный.
Но на меня напал приступ раздражительности.
— Ты его просто плохо знаешь. Он нашел очень оригинальный способ доказать, как я ему нравлюсь. Это ж надо — пригласить Карлу Дрейк!
Удивительно, до чего неприятной казалась мне теперь эта женщина. Я поспешила переменить тему разговора.
— Что ты думаешь об идее вечеринки? — спросила я.
Елена томно пожала плечами.
— Я думаю, что Сондо Норгор не совсем здорова. И мне кажется, что она была страстно, безнадежно влюблена в Монти. Такая любовь опасна.
Ее слова меня озадачили.
— Уж не думаешь ли ты, что ее любовь могла заставить ее…
— Пойти на убийство? — помогла мне Елена. — Нет, не думаю. Но я уверена в том, что она опасна теперь. Она пылает жаждой мщения — кровь за кровь. А так как мозги у нее набекрень, она не будет руководствоваться логикой, выбирая жертву.
— Значит, тебе кажется, что это неудачная затея?
— Я полагаю, — тихо сказала Елена, — что идея Сондо легко может обернуться этаким Франкенштейном, который выйдет у нее из-под контроля и начнет крушить налево и направо. Нам очень повезет, если дело обойдется без новых разрушений.
Она стояла у окна, глядя на залитую лунным светом улицу, и автоматически проводила пальцем по царапине, пересекавшей ее ладонь.
— Там кто-то наблюдает за нашим домом, — заметила она.
Я слишком устала, чтобы об этом думать. Все, чего я хотела, — это лечь спать. Но я должна была задать еще один вопрос.
— Елена, ты не помнишь, в какое время Карла Дрейк спустилась в наш отдел, чтобы поменять булавку?
Она молчала так долго, словно решила не отвечать. Затем отвернулась от окна и окинула меня долгим, медленным и совершенно непроницаемым взглядом.
— Не помню, — сказала она, и я почувствовала, что Елена лжет.
Магазин Каннингхема постепенно привыкал к убийству. В четверг уровень возбуждения был еще высок, но из него почти исчез элемент страха — по крайней мере, для тех, кто не был непосредственно затронут трагедией.
Но для тех из нас, кто имел к ней прямое отношение, все было иначе. Меня преследовал образ скрипки, струны которой натянуты до такой степени, что вот-вот оборвутся.