— Ты, батя, не серчай, — сказал примирительно Захар, бросая головню, — я их обычаев не знаю, a Be…
Круз ударил. Раскрытой ладонью, коротко и резко. Захар полетел наземь, перекувырнулся кошкой, вскочил.
Серые зарычали. Правый с Левым расхохотались.
— Ты, батя, если прогнать меня хочешь, так и скажи!
— Захар, я хочу, чтобы ты остался с нами. На первый раз ты получил легко. А если дальше думать не будешь, будешь с ним разговаривать.
— Я ему кишки выпущу, — пообещал Захар.
— А я выпущу тебе, — пообещал Круз. — В моей стае кровь друг дружке не пускают, понял? Ты — наш. И если хочешь быть нашим, мотай на ус. Все, урок окончен. Когда имя давать будешь? — спросил у Правого.
— У нее бабьей крови нет. Значит, сегодня, — сказал тот угрюмо.
— Лады, — заключил Круз. — Иди, смени Следа на карауле.
Подошел к Верке. Присел на корточки. Та уже реветь перестала, только всхлипывала тихонько, дрожа.
— Вера, сегодня произойдет важное. Ты только ничего не бойся, хорошо? Ты только слушайся, хорошо?
Верка размазала слезы кулаком.
— Они что, меня все будут чалить? Или только этот, который угрюмый?
— Да нет, ты что. Ты сейчас его женщина. А после того, что будет, он тебя как себя защищать будет, и все его братья тоже. Понимаешь, для них очень важное сегодня произойдет.
— Тоже мне важное, бабе засунуть! Да я хоть кому дам, хошь тебе, прямо щас!
— Вера, послушай меня, — сказал Круз терпеливо. — Ты — его женщина. Никто из нас не станет с тобой, потому что Правый — наш брат. Важно, чтобы только его семя было в тебе. Эти люди… они… то есть мы, вообще редко берем женщину чужой крови. А Правый взял. Это для него очень важно.
— Если важно, чего он так… с кулаками… и рвет. — Верка всхлипнула снова.
— Все будет хорошо, вот увидишь, — пообещал Круз.
Все и вышло хорошо. Верка перестала плакать, послушно скинула с себя драную рубашку и, ежась в лунном свете, зашла вместе с Правым в речную воду. Потом Правый поднял ее, мокрую, принес к костру и уложил на расстеленный плащ. А когда излился в нее, завыл глухо и при всех назвал ее Первой.
Круз дальше смотреть не стал. Должное исполнил, увидел, засвидетельствовал как вожак стаи и, вздохнув, побрел к палатке. Долгий выдался денек. И кости ноют.
Дан бредил. Лихорадка дрожала в его глазах, жгла грудь. Говорил на трех языках про сыворотку, про институт, про чьи-то недоделанные диссертации, про Магду, про трещины в подъезде, про фактор «у-5». Круз достал аспирин с парацетамолом, растворил в стакане воды, влил по капле в дрожащие губы. Сел рядом, взяв влажную старческую ладонь в свою. Через полчаса Дан открыл глаза и попробовал улыбнуться.