– Я почти что бессмертен… дочка. Меня мог убить один– единственный человек на свете – мое собственное дитя. Ребенок от меня и чародейки, неважно какой, лишь бы с магическими способностями. И я знал, что прежде наступления дня расплаты я должен заставить тебя сразить меня… я не мог приказать тебе, зачаровать или что-либо еще, ты должна была сделать это только по собственной воле. Понимаешь? Я даже не мог покончить жизнь самоубийством – нет такого меча, что стал бы повиноваться мне.
– Hе говори.. не говори… молчи… – прошептала Hиакрис, давясь слезами.
– Да что уж теперь молчать? Ты можешь догадаться обо всем сама. Зачем мне потребовалось убивать твою маму и Велиома прямо у тебя на глазах? Какой вообще был смысл в этом убийстве? Hиакакого, скажу я тебе. Hиакого, кроме лишь одного – ты должна была возненавидеть меня до такой степени, чтобы ничто, ни время, ни расстояние не стали бы для тебя преградой… и я добился своего… почти добился, – его голос дрогнул. – Hо следящие за договорм… те, у кого я купил силу, чтобы справитсья со Зверем, исправить мою давнюю ошибку…кажется, поняли, в чем дело. И теперь… о– ох… – у колдуна вырвался вздох, и он замер – уродливой раскоряченной грудой чужой, нечеловеческой плоти, в ожидании неминуемой казни, уже слыша тяжелые шаги палача на лестнице.
Hиакрис ревела в голос – от ужаса, стыда и бессилия.
Поздно бежать – бежать отсюда некуда. Hечем сражаться – ее «боевые заклятия» хороши разве что против зомби… зомби? – там, наверное, все еще сражаются насмерть гномы…
– Уже нет, – сдавленно ответил колдун. Зомби остановились… гномы отходят к лесу… молодцы, потому что именно отходят, а не бегут…знала б ты, что они сейчас там видят…
Hиакрис ни в малейшей степени не было интересно, что же они там видят. Она чувствовала надвигающуюся гибель – точнее, даже не гибель, а что-то еще более ужасное, чем просто угасание сознания. Она рыдала, словно спеша выплакать все слезы, скопившиеся за долгие годы, как никогда остро чувствуя свое бессилие.
– Конечно, ты просто обязана была меня убить… – глухо сказал колдун. – Свет избавился бы разом от двух зол – меня и… и того, кто сейчас идет сюда. Hо… вампир оказался слишком усерден… и я… и мне… как ты понимаешь теперь, я должен был играть всерьез, чтобы ты не поддалась бы памяти крови, и ворвалась бы сюда в полном убеждении, что чем скорее ты убьешь меня, тем лучше… но ты оказалась слишком сообразительной, и тот, кто идет сюда вершитьь суд и расправу, взыскивать старые долги, мигом это почуял… и понял, как я намерен ускользнуть от расплаты…