Она несколько раз чувствовала внимательные взгляды, устремленные на нее из узких бойниц по обе стороны черных ворот. Кто-то подходил взглянуть на нее – смотрел какое-то время и бесшумно уходил прочь.
Ворота все не открывались. Hиакрис ждала, не поднимаясь с колен.
Говоря, человек способен выдержать без воды не более суток. Hиакрис не сдвигалась с места три дня. Казалось, ее тело умерло – под конец она уже не чувствовала ни жары, ни даже жажды.
Однако и ее силы таяли. И, когда черные ворота наконец открылись, сознание ее почти что оставило.
Сильные, жесткие руки молча подняли ее, понесли внутрь – там царили прохлада и тень. Жестокое солнце наконец-то скрылось…
Она очутилась внутри знаменитого Храма Мечей.
* * *
Очень хотелось пить – она сдерживалась, хотя ноги, казалось, сами готовы нести ее к сложенному из грубых камней колодцу посреди пыльного двора. Hет. Они не увидят ее слабости.
Они – трое в темных тяжелых плащах, плотно запахнутых, несмотря на яростную жару. Смотрели они на нее с явным удивлением, пробивавшимся через старательно наведеное равнодушие.
Девочка озиралась исподлобья, крепко сжав перепачканные кулачки. Hа плече, прихваченная обрывком бечевки, смрно сидела тряпичная куколка, невесть как уцелевшая во всех перипетиях и тревогах.
– А у тебя есть характер, – проронил наконец один из стоявших перед ней, тот, что в середине.
– Характер-то у нее есть, а вот закостенеть уже законстенела, – возразил плащ слева.
– Ерунда, на то притирки и существуют, – злорадно ухмыльнулся плащ слева.
– Тогда ты ей и займешься, – решил плащ посередине. Hиакрис так и не увидела их лиц.
* * *
– Ваше преосвященство, спешу обратить ваше внимание – ересь охватила уже пять деревень и продолжает распространяться. Поселяне отказались платить положенное своим сеньорам и отправлять барщину, равно как и нести церковные повинности. Ересиархи заявляют, что люди рождаются нагими, не имеющими ничего, и такими же уходят, потому все богстства, кроме созданного собственным трудом, нечитсы и богопротивны. Повстанцы взяли приступом замок достопочтенного барона Филеаса, и предали огню все имущество. О том, что сделали эти грубые скоты с баронессой и ее дочерьми, моя язык отказывается говорить.
Фигура монашка в заношенной коричневой рясе оставалась склоненной в подобострастном поклоне.
– Это дело для тебя, Лейт, – услыхала девочка.
Она стояла рядом с массивным деревянным креслом, в черной короткой куртке и таких же портах, не стеснявших движений. Страннй наряд для девочки, но, похоже, никого из ее собеседников он ничуть не удивлял.