— Не смейте ничего устраивать с ней! — рыкнул Габриэл.
Ли-эрг у двери отмахнулся, сверкнув красной ладонью.
Айриэл обошел парочку людей, бессмысленно таращившихся перед собой в пространство.
— Девчонка заставляла их драться за нее, — сказал Габриэл. — Уж не знаю, что за дрянь в новом наркотике, только в ней он пробудил жестокость.
Обшарив карманы, пес швырнул лохмотья чьей-то одежды чертополошнику, помогавшему ему с грязной работой.
— А эти, — мотнул он головой в сторону ли-эргов, — разыгрывают разные сцены с мертвецами и веселятся. Вчера, например, чаепитие изобразили.
— Чаепитие?
Один из ли-эргов нахально ухмыльнулся и сказал:
— Мы их украсили. Они были голые, но в шляпах и перчатках, которые мы украли.
Ланнон-ши добавила:
— И макияж им сделали. Выглядели прелестно.
Айриэлу захотелось ее ударить, но он сдержался. Нынешнее «развлечение» было ничем не хуже тех, которым его подданные предавались веками. Темный король не может требовать сострадания к смертным. Поэтому, подавив негодование, он сказал:
— Может быть, поставить сцену из какого-нибудь спектакля в парке перед домом королька? Из «Сна в летнюю ночь», к примеру.
— Нет. Надо что-нибудь посмешнее. В те времена еще один пьесы пописывал, что-то там про парад грехов. — Ли-эрг потер кроваво-красной рукою лоб.
— Грехи — это я люблю, — сказала ланнон-ши.
Водяница из рода Дженни приподняла с пола мертвое тело.
— Один грех у нас уже есть — чревоугодие. Красотка обслужила всех желающих.
Ланнон-ши засмеялась.
— Это похоть, сестрица. У чревоугодников животы побольше. Вон как у того.
Ли-эрг в мучительном раздумье пробормотал:
— Что же за пьеса-то?..
— «Фауст», — негромко ответил кто-то. — «Трагическая история доктора Фауста».
Все повернулись к двери. Там стояла Лесли в халатике, накинутом поверх кружевной пижамы.
— Написал ее Марло, — сказала она. — Если, конечно, вы не придерживаетесь теории, будто Марло и Шекспир — это один и тот же человек.
Фэйри промолчали. Будь на ее месте кто-то другой, могли бы огрызнуться или пригласить присоединиться к общему веселью. Но это была Лесли, и ей никто не ответил.
Она вытащила из кармана пачку сигарет, позаимствованную у Айриэла, закурила, глядя, как они взваливают на плечи оставшиеся трупы и смертных, сошедших с ума. И открыла дверь, выпуская их в коридор.
Сразу за порогом страшная ноша была прикрыта чарами, но Лесли все видела. И лица безумцев, искаженные бессмысленными гримасами, и мертвые тела, и нагую плоть. Ужас и отвращение заполнили ее — чего она, конечно же, не почувствовала. Ее эмоции немедленно передались Айриэлу.