— Ну и что?
— А то, что у вас номер «8» временного пропуска.
— Простое совпадение.
— Э, нет… Как вы помните, на Райском уголке пропуск высокопарно именуется песней… И последнее: именно эти строки служили кодом счета господина Кормана.
Что стало с Ежевикиным! Лицо его вдруг перекосилось. Губы задрожали… Но лишь миг, миг…
— Все это лишь косвенные улики. Меня никто не осудит и…
— Зато мне выдадут разрешение проверить ваши счета. И десять — или восемь… уж не знаю, сколько осталось миллиардов, невесть откуда явившиеся на ваших счетах, будут очень весомой уликой.
Ежевикин был задержан. Попав в «собачью будку», он сник. Доктор не был членом Клуба, никто не ходатайствовал, не поручался, не просил принять во внимание… С ним, обладателем миллиардов, обращались, как с нищим. Деньги еще далеко не все решают в нашем мире. У Ежевикина вдруг открылась масса болезней, и его перевели в госпиталь, но оставили под охраной. Если его осудят, это будет пожизненное заключение. И профессор Рассольников посочувствовал старику.
Деньги на счетах Ежевикина удалось обнаружить, но куда меньше, чем планировалось. Дерпфельд заявил, что найдено всего три миллиарда. Сказать к слову, кабинет сержанта был бедноват. Серые стены, дешевенькое кресло без антиграва, огромная пальма в пластиковой кадке и старый комп — может быть, чуть помоложе, чем ископаемый монстр архонта Крто на Эгеиде. Для состоятельной планеты — преступная бедность.
«Сержанту пора брать взятки», — решил Платон.
— Ну что ж, поделим тридцать миллионов на двоих, — предложил профессор Рассольников, — по-моему, это не так уж и мало.
— Тридцать миллионов? Откуда ты взял такую цифру? — вполне искренне удивился сержант.
— Посчитал. Ведь нашли три миллиарда…
— Неправильно.
— Один процент… — начал было Платон Атлантида и замолчал, понимая, что сейчас его бессовестно надуют.
— Именно. Но из этой суммы оплачены расходы на операцию по обнаружению пропавших сумм. В том числе перелет на планету Эгейское море, транспортировку оборудования и дачу взяток на Эгеиде.
Профессор вспомнил космическую тюрьму и почему-то решил не спорить.
— Сколько мне причитается? — спросил он без всякого энтузиазма.
— Ты остался должен еще тысячу двести кредитов, но управление тебе их простит, если ты обратишься с заявлением.
— Как я рад… — Очень хотелось сделать какую-нибудь гадость копу на прощание. Но профессор не мог придумать — какую.
Дверь распахнулась, и в конуру Дерпфельда влетела Елена. Прекрасная, как всегда, но в самом дурном расположении духа.
— В чем дело? — крикнула она, кидаясь в атаку. — Что за дела! Где моя награда? Ты обещал, что…