— Бросай все, уходим! — донесся уже со склона голос Душегубца.
Как опытный командир, не зная с каким числом врагов он имеет дело, Дмитрий явно решил не рисковать. Разбойники разом повернули коней и, хрустя сухостоем ломанули через кусты. Поляна вмиг опустела.
Ольгерд огляделся, выискивая засевших в лесу казаков. Обнаружить слобожан было нетрудно — из орешника высунулась и скрылась одна чубатая голова, чуть правее, в кустах бузины, мелькнула другая. Ожидая, чем кончится дело, он остался сидеть за деревом. Пистоли зарядить успел, но с казаками биться не собирался. Разве что, если они поймают и попытаются убить Сарабуна.
— Вот и попався, вышкварок! — раздался вдруг за спиной хриплый голос.
Ольгерд обернулся. В спину его смотрело два ружейных ствола, а вид казаков, сжимавших ружья, не предвещал ничего хорошего. Сплюнул с досады — скрали, словно рябчика на охоте. Делать нечего, раз оплошал — сдавайся. Он положил на траву пистоли, медленно поднялся на ноги, воткнул в землю саблю, скинул с плеча карабин и, надеясь, что казаки не обнаружат спрятанный в голенище нож, безропотно позволил связать себе руки.
— Не успел, вражина, сбежать, — прошипел ему в спину один из конвоиров, тот самый, встреченный на подворье у кошевого джура. — Ну ничего. Сейчас костер разведем и допросим железом. Все как на духу нам расскажешь. Ждали мы подосланного убивца. Русскому воеводе наши вольности давно поперек яиц, а наш батько и вовсе торчит у московитов костью в горле. Кошевой за казацкие привилеи кому хош кафтан на тряпки порвет…
Прерывая джуровы рассуждения, с другой стороны поляны послышался крик — казаки выволакивали из кустов Сарабуна, который изгибался и вертелся в дюжих руках словно пиявка.
— Кошевого нашли? — спросил джура.
— Эге ж, знайшлы! — с пыхтением закручивая за спину руку лекаря, ответил казак.
— Шо с ним? Живоой!?
— Живой, ще й як! Тильки ранетый. Вовремя мы поспели — этот вот убивца над рясе над батьком уже суетился, еле оторвали. Он ведь уже и мотузку приспособил, чтоб кошевого нашего придушить…
— Какой придушить!!! — взвился в непритворном гневе маленький лекарь. — Да оставьте же меня, чтоб вас черная болезнь в нужнике заморила, я же перевязку вашему батьке сделал и жгут собирался наложить, чтоб кровь запереть. А тут вы налетели, как мухи на навоз. А ну, отпустите немедля, пока он кровью совсем не истек.
Джура переменился в лице и не хуже своего пана рявкнул на бдительных конвоиров:
— Где батько!?
— Та вона за теми кущами.
— Мигом все туда. И этих с собой берите!
Вся честная компания переместилась с поляны в лес. Куреневский кошевой, словно затравленный медведь, сидел, опершись спиной о древесный ствол. Голова его, поверх меда густо припорошенная землей, безвольно лежала на груди, перетянутой свежим бинтом. Заслышав голоса и шаги Молява открыл глаза подбородок.