Мы уже были в городе. Стало совсем темно. В семь часов Сильвио вместе с другими должен был уезжать. Мы шли по мокрому печальному парку. Сильвио остановился, чтобы зажечь трубку. Когда он прикуривал, я увидел его неизменную улыбку.
— Ты знаешь, как окончилась эта авантюра с сепаративностью?
— Насколько я помню, все окончилось ничем.
Сильвио засмеялся:
— Окончилось ничем… Это дело финансировали французы! Французские деньги, французские пулеметы, французские тайные агенты…
Ужинали мы в унылой обстановке. Из нашего общества остались только Вальтер Шель, оба оператора, Алессандро Блюм и я.
Во всем здании было холодно, так как наши югославы получили приказ экономить топливо.
После ужина я хотел было протопить камин, но результат оказался равным нулю. Мое занятие прервал один из югославов, сообщив, что на кухне меня кто-то ждет и что это очень важно.
Мадам Бишет, укутанная в серый пуховый платок, показала рукой на дверь, где стояла горничная из соседней виллы Катерина. Мадам с покрасневшим от слез носом, на котором торчали очки в никелированной оправе, извинилась, сказав, что, хотя никто и не имеет права входить в наш дом без особого разрешения, она не может отказать Катерине.
Катерина пробормотала что-то несвязное. Соседи — Маргарита Ивердонж и ее мать — определенно знали, кто по секрету живет на этой вилле. Они, видимо, знали и то, что часть нашего коллектива уже уехала.
Войдя в соседнюю виллу, я увидел Маргариту Ивердонж. С распущенными волосами, в шелковом голубом халате, она шла мне навстречу:
— Это правда, что вы сдаете Люксембург? Мне звонила одна знакомая. Ваша штаб-квартира переселяется в Реймс. На это у вас, видимо, имеются причины военного характера. Я в этих делах ничего не понимаю, но вы не должны бросать в беде своих друзей… Сильвио уехал, даже не попрощавшись! Не могли бы вы сказать вашему майору, чтобы он… предоставил нам машину. Ведь мы так скомпрометированы дружбой с американцами! Если сюда придут немцы, они сразу же расстреляют нас. Нам нужен грузовик, чтобы забрать все необходимое. В Сен-Кантене у нас есть родные, но там тоже вроде бы опасно… Наверное, лучше сразу поехать в Париж…
Я стал заверять ее, что мы не собираемся оставлять Люксембург, напротив… Но успокоить Маргариту было не так-то легко. Она ничего не хотела слышать. Утонув в кресле, она рыдала.
Вверху, на лестничной клетке, показалась мама Ивердонж, одетая в светло-голубой лыжный костюм. Узнав меня (Сильвио несколько раз представлял меня ей), она, приторно-любезно улыбаясь, протянула мне обе руки: