— Зачем уходить? — затупила Травка.
— Эти уроды, на станции, едят людей. Соображай быстрее, вам нужно уходить, — от волнения голос Кирилла перешел на свистящий шепот. Он понял, что спасти ребят будет нелегко. Кроме Травки убеждать было некого. Сытые и всем довольные Близнецы сладко дрыхли на своих ящиках. Выздоравливающая, но еще очень слабая Рыся тоже пока не советчик. А переубедить упрямую, когда не надо, Траву оказалось не так просто.
— Давай, соображай. Вам нужно уходить. — Еще раз повторил парень.
— Каких людей? Что за бред? — Травка даже помотала головой. Появление Кирилла выбило ее из колеи. Все так хорошо складывалось, что поверить в бред, который нес человек, приведший их сюда, было невозможно. Травка разозлилась. Почему-то неведомый Кирилл вызывал у обычно уравновешенной и жизнерадостной девушки стабильный набор достаточно неприятных эмоций от смущения до злости. И это раздражало еще больше.
— Травка, соберись. Если ты мне не поверишь, вы — трупы, — уже отчаянно шептал Кирилл, и пальцы его рук побелели, сжавшись на прутьях вентиляционной решетки.
Травка думала, опустив голову. Когда она опять подняла взгляд на парня, в глазах ее была решимость.
— Ты же сам нас сюда привел со своим дядей. Почему это я должна тебе верить? Ты сначала приводишь сюда, потом говоришь, что надо уходить. С чего бы это такая забота? Эти люди нас просто на руках носят, Рысю лечат, а мы должны сбежать отсюда только потому, что ты несешь весь этот бред? — в отличие от парня, голос Травки от негодования быстро перешел с шепота в громкое возмущенное аллегро. И тут же за дверью раздался шорох и скрежет засова. Лицо Кирилла молниеносно исчезло. Травка, неожиданно для себя испугалась и быстро оттащила ящик от вентиляции и захлопотала вокруг Рыси. В дверь просунулась заспанная физиономия толстого Палыча.
— Ты с кем разговариваешь? — спросила голова, подозрительно оглядывая каморку. Свет масляного светильника, неяркий, но достаточно сильный, чтобы различить, что происходит в комнате, скользнул по вентиляционной решетке, и у Травы почему-то сердце ёкнуло, а потом громко и гулко застучало в ушах.
— Да, Рыся что-то бредит во сне, вот пыталась сорвать повязки. Пришлось прикрикнуть. Вроде бы лоб холодный, а что-то говорит и мечется. — Травка заботливо положила руку на холодный лоб абсолютно спокойно спавшего ребенка.
— А-а-а, позвать Варвару? — заботливо спросил Палыч.
— Да нет, вроде справляюсь. Я за больными уже ухаживала. Вроде Рыся совсем заснула, я тоже сейчас лягу.
— Ну, давай. Если что, стучи, я — рядом. — Миролюбиво проговорил толстяк и закрыл дверь. Действительно, куда могут деться дети из высеченной в скале комнатки с железной кованой дверью, закрытой снаружи и надежно охраняемой, вдруг пришло в голову Травке, и она метнулась к вентиляции. Там было тихо. Позвать Кирилла девушка не решилась. Она посидела какое-то время на том же ящике, что служил ей подставкой, готовая вскочить при любом звуке из вентиляции, чувствуя смутную вину перед незнакомцем. Потом вздохнула, загасила светильник и прилегла рядом с Рысей. Еще некоторое время уши девушки работали, как локаторы. Ей до смерти вдруг захотелось, чтобы таинственный Кирилл вернулся, чтобы появились, наконец, пацаны, сгинувшие где-то в лабиринтах коллекторов. Неизвестно вообще что с ними произошло, и найдут ли они девочек и Близнецов. Траве до истерики захотелось домой, на станцию, чтобы мама сказала «Травиночка моя…», а папа посмотрел так, как может смотреть только он, заботливо, ласково и строго одновременно. Травка заплакала, тихо сопя в пыльную лоскутную подушку и, незаметно для себя, заснула.