Кэрол рассмеялась.
— Мне кажется, он не имеет к этому никакого отношения, — продолжал Пеллэм. — Я имею в виду, к поджогу.
— Ты действительно считаешь, что старуха-негритянка невиновна?
— Да.
— К несчастью, работая здесь, я успела уяснить, что невиновность еще не гарантирует оправдания. По крайней мере, в Адской кухне.
— Я тоже прихожу к такому же выводу.
Они медленно продвигались по забитой народом Девятой авеню, обходя толпы работников, выплескивающихся на улицу из центрального почтового отделения, универмагов, торгующих уцененными товарами, магазинов комиссионной одежды и дешевых ресторанов. В Лос-Анджелесе в час пик невозможно проехать по улицам; здесь непроходимыми были тротуары.
— А он мне показался сметливым мальчишкой, этот Исмаил, — помолчав, заметила Кэрол. — В нем что-то есть. Какая жалость, что его уже слишком поздно спасать.
— Слишком поздно? — рассмеялся Пеллэм. — Да ему всего десять лет.
— Слишком, слишком, слишком поздно.
— Разве вы не можете найти ему какое-нибудь занятие?
Кэрол, судя по всему, решила, что он шутит, и громко расхохоталась.
— Занятие? Нет, Пеллэм. Никаких занятий, ничего.
Они остановились перед витриной магазина, торгующего экзотическими цыганскими нарядами. Кэрол, облаченная в свободную одежду, скрывающую ее полноту, с тоской посмотрела на тощие манекены. Они пошли дальше.
— Его отец умер или бросил семью, так?
— Умер.
— Ну а мать? Исмаил сказал, что она ширяется. То есть, она принимает «крэк». Других родственников у мальчишки нет. Кроме тебя, его судьба никого не волнует. Вот почему он так к тебе привязался. Но ты не можешь дать ему то, в чем он нуждается. И никто не может. Сейчас уже никто не может. Это невозможно. Исмаил пытается завязать контакты с бандами. Через три года он уже станет мальчиком на побегушках. Через пять будет торговать наркотиками на улицах. Через десять отправится в «Аттику».
Ее цинизм разозлил Пеллэма.
— Не думаю, что его будущее столь беспросветно.
— Я понимаю твои чувства. Ты хотел, чтобы мальчишка остался с тобой, так?
Пеллэм кивнул.
— Я раньше тоже была оптимисткой. Но всех все равно к себе не возьмешь. Так что даже не пытайся. Только сойдешь с ума. Спасать надо тех, кого еще можно спасти — трех-, четырехлетних. Остальных списывай со счетов. Это печально, но тут ничего не поделаешь. Неподвластные нам силы. Расовые проблемы приведут Нью-Йорк к катастрофе.
— Я бы так не сказал, — возразил Пеллэм. — Работая над своим фильмом, я повидал много гнева. Но не разгневанных белых или негров. Разгневанных людей. Людей, которые не могут оплатить счета или найти хорошую работу. Вот почему они бесятся от злости.