Калмыки, в соответствии с договоренностью, разделились. Стада, женщины и дети откочёвывали на лето к Волге, на северо-восток. С минимальной охраной из мужчин. А большая часть воинов, возглавляемых самим Хо-Урлюком, двинулась на запад, к Азову. Калмыкский тайша объявил, что ведёт пятидесятитысячное войско. В реале шло тысяч сорок воинов, причём семь-восемь тысяч были как раз теми примученными ногаями и башкирами.
Москва.
В Москву зачастили казачьи станицы (в данном случае — посольства). Вести они приносили такие, что их без промедления, то есть на следующий день, принимал возглавлявший повседневную работу посольского (иноземного) приказа Василий Ртищев, а через день-другой и сам его глава, а также Большой казны, приказа Стрелецкого, государев любимец князь Иван Борисович Черкасский. Личность сильная и в русской истории недооценённая. Возникший на южных рубежах казацко-калмыкский заслон стал вдруг непреодолимым препятствием для набегов на русское Правобережье Волги.
Тюрки, кочевавшие на Левобережье, прекращать прибыльный людоловский бизнес не собирались, но убытки для России там были несравненно меньшими из-за малочисленности русского населения. Что Москву не могло не радовать. Правда, тут же возникали сомнения в надёжности подобного заслона, и казаки, и калмыки виделись с высоких постов такими же бандитами, как ногаи. Но в пограничье воцарился мир, и на просьбы казаков и калмыков о материальной помощи Москва отвечала положительно. Лучше заплатить бандитам, рвущимся защищать твои границы, чем расплачиваться разорёнными волостями и ещё более крупной данью Крыму.
Россия смогла ускорить строительство Белгородской засечной черты, что давало шанс на скорое освоение благодатных южных земель. Резко увеличившиеся поставки казаками рабов-турков также протестов не вызывали. Людишек на бескрайних русских просторах не хватало катастрофически, особенно после огромных потерь во время смуты, а к "неправильному" вероисповеданию в Москве относились куда менее болезненно, чем в тогдашней Европе. Был бы человек хороший… да и, как показала практика, вероисповедание может и меняться в нужную сторону, если приложить к этому усилия.
Известие об изъятии православных святынь из-под власти нечестивых агарян (так называли тогда мусульман в Европе) и готовности передать их в руки русского государя также нашло в Москве положительный отклик. Конечно, там посомневались, обсудили уместность их принятия, но, как и предвидел попаданец, решили, что в Москве православным святыням будет надёжнее, чем в агарянском государстве. Гонцов казацких изволил принять сам государь и одобрил их старания на ниве защиты православной веры. Казаки клятвенно обещали, что не пройдёт и месяца, как святыни будут уже в Москве, а где их размещать — на то полная царская воля. Между митрополиями и крупнейшими монастырями немедленно обострились отношения, наличие мощей святого, особенно широко почитаемого, весьма способствовало наполнению монастырской казны.