Заместитель кивнул, а шеф его продолжал:
— Как только она пожалует, сейчас же позвоните мне. И вообще держите меня в курсе событий. Я почему-то уверен, что эта способная девка, как выражается в письме ее мнимый папаша, выведет нас на городское подполье.
Заместитель вздохнул и поставил на стул пустую чашку.
— Наша ошибка состоит в том, — медленно проговорил он, разминая сигарету, — что мы решили схватить «крота» и потеряли его. Мы лишили себя больших перспектив. Мы поторопились. Надо было выждать. Поверьте мне, что «крот» понадобился бы нам в связи с визитом новожиловской дочки.
— Пожалуй, да, — неохотно согласился начальник гестапо.
Ему не хотелось признаться в том, что захват «крота» — его собственная инициатива. Не кто иной, как он приказал при обнаружении радиста немедленно брать его. А заместитель придерживался иного мнения. Он считал, что главное заключается в том, чтобы засечь нелегальную радиостанцию, взять ее под наблюдение, а с арестом радиста временно воздержаться.
— Кому вы поручили наблюдение за ней? — спросил он после долгой паузы.
— Оберштурмфюреру Мрозеку.
Начальник гестапо поморщился. Он не особенно любил этого желторотого птенца, дамского сердцееда.
— Справится он?
— Я уверен.
— Хорошо, — согласился начальник. — Пришлите его ко мне. Я сам с ним побеседую.
Заместитель встал, поставил стул к стене и поклонился.
Небольшой мрачноватый зал кафе «Глобус» с низким, закопченным потолком и стенами, оклеенными обоями салатного цвета, заполнялся обычно с наступлением вечера.
Это было единственное место в городе, где гитлеровские офицеры имели возможность посидеть за стаканом вина и потанцевать.
Солдатам и местному населению входить в кафе запрещалось. Исключение делалось лишь для женщин. Они могли появляться в любое время, с кавалерами и без кавалеров, при условии мало-мальски приличного наряда. Но последнее принималось в расчет главным образом тогда, когда женщина появлялась одна, без офицера, что бывало событием довольно редким.
В городе все чаще и чаще останавливались на ночевку различные части, идущие к фронту. Офицеры, радуясь передышке, шли или в офицерский клуб или в кафе. Большинство предпочитало кафе: здесь было веселее.
Зал освещался большой люстрой, невесть откуда сюда попавшей. Она спускалась с потолка так низко, что человек среднего роста мог без труда достать до нее рукой.
Столы украшала самая разномастная посуда, начиная с бокалов чистейшего хрусталя, тарелок саксонского фарфора и кончая грубыми гранеными стаканами из обыкновенного мутного стекла. Скатерти пестрели красными и желтыми пятнами. В этот вечер кафе было переполнено. В половине десятого на подмостки, расположенные в углу, правее буфета, поднялись скрипач, аккордеонист, трубач, виолончелист и пианист. Вслед за ними под жидкие хлопки публики развязно выбежала певица, пользовавшаяся у офицеров местного гарнизона особой популярностью.