Уф! Вот я опять наверху. Но меня ждет маленькая неприятность. Все, что хоть отдаленно похоже на дверь, закрыто, похоже, намертво.
Сжимаю в руке сумочку. Попробуем другой выход. Нет! Есть дела поважнее. Я хватаю несколько стульев и отправляю их вниз по лестнице, вдруг они там понадобятся. Все происходит очень быстро, слова здесь ни к чему. Скучать некогда.
Тяжелым дубовым табуретом я бью по замку наружной двери. Ну и работенка. Дверь поддается.
Мой череп тоже. Я падаю в обморок.
Не думайте все же, что я пребываю в обмороке достаточно долго, чтобы вы успели не спеша пройтись до соседнего бара и выпить стаканчик. Нет. Более того, они вылили мне за шиворот бутылку тоника, уверяю вас, это освежает и тонизирует. Благодаря газу, наверное.
Я внизу. На полу — какая-то куча. Рыжий верзила. Можно подумать, он повредился при падении — даже не шевелится.
Здесь и Тед Лe Мэй — держит себя за руку, Уолкотт, у которого из носа хлещет кровь, и Гая — та не произносит ни слова.
Третий — высокий блондин, у которого повреждена челюсть, — смотрит на меня весьма недружелюбно.
Я же, помимо всего прочего, привязан к стулу, да и голова изрядно побита. Старый добрый способ.
— Фрэнк, — говорит Гая, — куда ты дел десять тысяч?
— Какие десять тысяч? — удивляюсь я.
Ишь ты, мне больно говорить.
— Те, что были в ее сумочке, подонок, — отвечает мне высокий блондин. И в качестве довеска тычет мне кулаком в нос.
Тем хуже для него. Сам напросился. Я плюю ему в глаз. Это единственное, что я могу сделать. Он недоволен, и я снова получаю по морде. Но это пустяки, я снова хочу постоять на раздаче.
— А что с ним, с тем верзилой? — спрашиваю я.
— Он слегка помят, — отвечает Уолкотт, — и с тобой скоро произойдет то же самое.
— О! Это невозможно. Вы слишком нежны, чтобы причинить мне боль, ведь так?
— Фрэнк, — снова обращается Гая, — куда ты дел десять штук?
Гая просто обезумела. Сейчас с ней случится истерика.
— Я их не брал, — отвечаю я. — А так как я скоро умру, не беспокой меня пошлыми вопросами о деньгах.
Бац! Я получаю удар стулом в правую щеку. Негодяй! Это Тед Ле Мэй. Кажется, сломана кость. Я сплевываю кровь. Мне больно.
— Одно тебе могу сказать, — выговариваю я, — как только я исчезну, десять тысяч долларов, которые я хотел преподнести тебе в качестве свадебного подарка, окажутся очень далеко.
Так и знал. Этого мне не простят. К моей голове прикладывается ботинок. А в нем — нога. Нога Уолкотта. Да здравствует мода на тонкие подошвы. Представьте себе, если бы дело происходило зимой, на горнолыжном курорте.
Тем не менее из носа хлещет кровь, то-то бы порадовался продавец кошерного мяса. Вскоре я вполне буду годен для разделки, как телок.