Преображенское давно жило в ожидании неизбежного столкновения с Софьей. И не просто жило, готовилось, вербуя сторонников — всех обиженных и обойденных, собирая случаи злоупотреблений правительства, злорадно муссируя слухи о романах царевны. Иногда дело доходило даже до стычек, инициатором которых выступал Петр. Его особенно уязвляло участие Софьи в придворных и церковных церемониях. Ранее это было совершенно немыслимо для царевен. Софья же не просто участвовала, она, к возмущению сводного брата, стремилась занять место, отведенное в церемонии монарху. Петр усмотрел в этом намерение присвоить не принадлежавшие правительнице царские прерогативы. Подозрение было близко к истине. Софья вполне сознательно ломала старые стереотипы, приучая подданных к тому, что она, соправительница, наравне с царями участвует в придворных и церковных торжествах.
Самое значительное столкновение произошло 8 июля 1689 года. Не сумев отстранить Софью от участия в крестном ходе, негодующий Петр умчался в Коломенское. Конфликт, в котором царь в очередной раз уступил царевне, произошел на глазах придворных, высветив всю меру ненависти между родственниками. История тут же разошлась в бесконечных пересказах, обросла подробностями, заставив задуматься о будущем: было очевидно, что Петр и Софья вместе не уживутся.
В конце 1688 года старая царица решила женить Петра. Два обстоятельства подтолкнули ее к этому. Наталья Кирилловна все с большей тревогой смотрела на времяпрепровождение сына. По ее представлению, в нем было мало «царского». Конечно, «Марсовы» и даже «Нептуновы потехи» могут быть достойными занятиями и для государя, но не так, как это делал Петр: шагающий, стреляющий, работающий, получающий наравне со всеми ссадины и синяки.
Настораживали Наталью Кирилловну и частые отлучки сына в Немецкую слободу. Взрослевший Петр явно отбивался от рук. Против такой беды на Руси издавна имелось радикальное средство — женитьба. Не случайно говорили: «Жениться — перемениться». Вот Наталья Кирилловна и вознамерилась с помощью свадебного венца остепенить Петра. Намерение по-человечески понятное, но свидетельствовавшее о том, что царица плохо знала своего сына.
Была, впрочем, еще одна, более веская причина, побуждавшая поторопиться со свадьбой. Для Нарышкиных не были тайной честолюбивые замыслы Софьи. Одна только перемена в титуле правительницы, которая стала писаться в государственных актах вместе с братьями и со словом «самодержец», свидетельствовала о серьезности намерений царевны. «Для чего она стала писаться с великими государями вместе? — возмущалась уязвленная Наталья Кирилловна. И тут же грозилась: — У нас люди есть, и они того дела не покинут». Люди и в самом деле были. Но пока их было слишком мало, чтобы тягаться с людьми Софьи: власть и деньги, которыми обладала регентша, обладали куда более притягательной силой, нежели угрозы старой «медведицы».