– Спасибо, милая, – улыбнулся он своей постоянной партнерше.
– За что? – удивилась она.
Но адмирал не стал ей ничего пояснять – просто наклонился и поцеловал. Ители счастливо вздохнула и прикрыла глаза, прижавшись к нему. А Ямамото снова развернулся к «окну»…
– Ну и что ты накопал? – прервал его знакомый голос часа два спустя.
Адмирал оглянулся. Американец стоял за его спиной, окруженный кольцом испуганно-презрительных взглядов. Ну еще бы – через его плечо была перекинута ветка, на которой висели четыре крупные рыбины. Нет, здесь, на Острове, рыбная ловля действительно не считалась чем-то из ряда вон выходящим, но такие натурные демонстрации были не приняты. К тому же здесь, неподалеку от порта, большинство проживающих не были такими уж истыми островитянами, здесь обреталось много проезжих, путешественников, да и большинство тех, кто жил в округе длительное время, также не стоило относить к убежденным островитянам. Скорее это были скучающие любители экзотики, приехавшие на Остров из любопытства или чтобы позже, вернувшись в свое поселение, щегольнуть рассказами о том, что они-де заделались островитянами. Потому-то и кучковались эти люди здесь, вблизи порта, где плотность всяческих удобств, связанных с цивилизацией, была максимальной…
Бангу же (он сказал, что его можно звать именно так) было совершенно наплевать на косые взгляды. Он сразу заявил, что не собирается есть пищу, если не уверен, что она приготовлена кошерно, и потому сам будет стряпать для себя, а остальные пусть идут в известном направлении. Впрочем, Ямамото имел основания подозревать, что эта сдвинутость американца на религиозных традициях была скорее показной, чем истинной, поскольку он и сам поймал себя на том, что здесь, на Киоле, уделяет куда больше внимания японским ритуалам, исполнением которых на Земле уже давно пренебрегал…
– Я нашел места, где можно поискать одного из наших собратьев-землян.
Мастер-сержант зло сплюнул.
– Тоже мне собратья… Русский – комми, хоть и союзник, а при взгляде на этого арийского дылду так и тянет сблевать.
– Не торопись, друг мой, ведь ко мне ты тоже сначала был настроен не слишком приветливо.
Джо неопределенно хмыкнул. А что тут скажешь – так и было. И это еще мягко сказано. Нет, в тот момент, когда он увидел узкоглазую рожу на берегу ручья, который облюбовал для своих одиноких посиделок, особого желания тут же воткнуть в его брюхо импровизированную острогу не возникло. За прошедшее время Джо сумел всеми фибрами души осознать, что всё – родной Бронкс и вообще Нью-Йорк, да и их батальон с тем сопляком вторым лейтенантом – осталось далеко позади. И ничего из этого ему уже не светит. Ну вообще ничего. Потому дней через десять, которые он, надо признать, провел очень весело, так, что ребята из роты ну точно бы позавидовали (если, конечно, не вспоминать об отсутствии нормальной выпивки – местным пойлом нажраться ну никак не получалось), Джо охватила тоска, погнавшая его вперед. Причем не куда-то в конкретное место, а вообще – лишь бы не сидеть на месте и не пялиться в уже обрыдшие похотливые рожи всех этих баб, которые вечером так легко готовы опрокинуться на спину и раздвинуть ножки – да совершенно бесплатно! – а утром выползают у него из-под мышки, куда-то сваливают и больше не появляются… Нет, это ж надо, а они с парнями когда-то думали, что именно так и должен выглядеть солдатский рай (ну, с учетом правильной выпивки, конечно)! Сейчас же Розенблюму страшно захотелось, чтобы ему каким-то чудом повстречалась юная, чистая и послушная еврейская девушка, которая не опрокинется на спину от одного только намека и с которой можно будет просто погулять вечером, держась за руки, смеша ее всякими веселыми историями, но не позволяя себе ничего лишнего, потому что иначе она сразу убежит. Проводить ее до двери родительского дома, но даже и там не решиться поцеловать… И чтоб со второго этажа из-за занавески за ними внимательно наблюдала строгая еврейская мама…