— Я скоро…
Она покачала головой и взяла его руку.
— Останься. Черт… я не хочу…
Сделай это. Скажи слова, которые она хотела сказать.
— Вишес… — Ее глаза наполнились слезами, цвет в них быстро тускнел. — Возьми меня за руку. Не оставляй меня. Ты не можешь… Не дай мне умереть одной.
— С тобой все будет хорошо! — он начал поднимать ее. — Я отвезу тебя к Хэйверсу.
— Вишес… Этого не исправить. Держи меня за руку… я уме… о, черт… — она начала плакать между вздохами.
— Я люблю тебя.
— Нет!
— Я люблю…
— Нет.
Дева-Летописеца отвела взгляд от птицы, сидевшей в ее руке. Внезапный страх поразил ее.
Несчастная случайность. Жестокая судьба.
Это случилось. То, что она чувствовала и чего опасалась уже давно, — настал переломный момент в ее жизни.
Ее наказание стало очевидным.
Человек… эта женщина, в которую был влюблен ее сын, умирала в этот самый момент. Прямо на его руках она истекала кровью, погибала на его глазах.
Дрожащей рукой Дева-Летописеца поместила синицу обратно на дерево с белыми цветами и побрела к фонтану.
Садясь на мраморный край, она почувствовала тяжесть мантии, будто ее обмотали тяжелыми цепями.
Вина за эту утрату лежала на ней. Поистине, она навлекла эту погибель на него: она нарушила правила. Три сотни лет назад она нарушила правила.
В начале времен ей была дарована возможность сотворить что-то одно, и соответственно, после достижения зрелости, она им воспользовалась. Но затем она сделала это снова. Она дала жизнь, и этим прокляла рожденного ею ребенка. Судьба ее сына — начиная с воспитания его отцом в нем жестокого и бессердечного Вишеса, и до его теперешней смертельной агонии — на самом деле суровое наказание для матери. Его страдания она чувствовала в тысячу раз сильнее.
Ей хотелось кричать на своего Отца, но она знала, что не может. Выбор, сделанный ею, не волновал Его, и за последствия приходилось отвечать ей одной.
Достигнув другого измерения и увидев, что происходит с ее сыном, Дева-Летописеца чувствовала агонию Вишеса, как свою собственную, ощущала онемение его холодного шока, огонь его неверия, его опустошающий ужас. Она также чувствовала смерть его возлюбленной, постепенное охлаждение охватывало человека, в то время как кровь вытекала из ее груди, заставляя трепетать сердце. И тогда она услышала, как ее сын шепчет слова любви, и учуяла запах страха, исходящий от него.
Она не могла сделать ничего. Она, имевшая безграничную власть над столькими вещами, в этот момент была бессильной, поскольку судьба и все последствия свободной воли были прерогативой ее Отца. Лишь он один знал абсолютную карту вечности, сборник всех принятых и непринятых мер, известных и неизведанных путей. Он был и Книгой, и Страницей, и несмываемым Чернилам.