Это судно, можно было сравнить с пантерой, мягкой и красивой, кажущейся милой кошечкой, но на деле являющейся беспощадным хищником и переход от одного к другому мог быть молниеносным и неотвратимым.
Переживая сильное волнение, Песчанин поднялся на борт и принял рапорт от старшего офицера. От избытка чувств, он делал все автоматически, не отдавая себе отчета в своих действиях, сработала многолетняя привычка, морского офицера.
Наконец прозвучала команда "По местам стоять! С якоря сниматься!" и судно зажило другой жизнью. Плавно отчалив от стенки, оно столь же медленно развернулось и взяло курс на открытое море.
Песчанин устраивал "Росичу" такие проверки, что казалось, даже металл не выдержит таких адских нагрузок, что говорить о команде, в которой только четверо инженеров, исполняющих обязанности офицеров и десять отставных моряков, числившихся унтерами, были старше девятнадцати лет. К слову сказать, детский дом, который был организован концерном для получения команды на эсминец, сделал свое дело. И офицеры и унтера были воспитателями в этом приюте, для бездомных ребят, и вся жизнь там была устроена таким образом, что на эсминец ступили уже сформированные подразделения, минеров, артиллеристов, сигнальщиков, машинистов и так далее.
Но как не велики были нагрузки, команда выдержала их успешно. Это же можно было сказать и о судне, у которого обнаружились только не значительные неполадки, которые были легко устранены.
В ходе учебных походов многократно отрабатывались стрельбы, как артиллерийские, так и минные. Звонарев и Гаврилов могли только сокрушенно качать головой и удивляться с какой поразительной быстротой, эти учебные походы делали дыру в бюджете концерна.
За каких то пару месяцев, Песчанин умудрился расстрелять пять полных боекомплектов, артиллерийских снарядов. Радовало только то, что только десятая часть этих снарядов были штатными, начинены взрывчаткой, остальные были учебными болванками, но тем не менее порох которыми они стреляли был самым, что ни на есть настоящим, и металл, без жалостно утопленный в море и заброшенный на пустынные берега был не просто металлом, а с тщанием выточенными на станках, под калибр орудий болванками. Это были десятки тонн, хорошего металла, который доставляли во Владивосток судами и далеко не бесплатно.
Приятным было и то обстоятельство, что столь дорогостоящие торпеды не были безвозвратно похоронены на морском дне, хотя Песчанину и хотелось отработать стрельбы в условиях максимально приближенных к боевым, его остановило то обстоятельство, что на сегодняшний день, этих самодвижущихся мин у них было только четыре десятка и к следующему лету эта цифра могла вырасти только, до шестидесяти. Поэтому торпедные стрельбы проводились только на мелководье вблизи и в направлении берега, так что каждая мина после выстрела скрупулезно проверялась и заряжалась вновь. За это время, Песчанин успел опробовать все торпеды имеющиеся в наличии у концерна, включая и те четыре, которые только вышли из мастерских и были присланы в Магадан.