— М-да — Патрик задумался, а потом ответил: — Поэтому нам придется расширить поиск так, чтобы он включал не только женщин, живущих в Швеции сейчас. Можно, скажем, исходить из женщин, родившихся в двадцатом веке.
— Звучит разумно, — произнес Йоста. — Как ты думаешь, то, что именно Эльсе Форселль досталась первая страница, имеет какое-то значение? Может, она как-то связана с Сигрид Янссон?
Патрик пожал плечами. В этом деле его уже ничто не удивляло и возможным казалось все.
— Это нам и предстоит узнать, — коротко ответил он. — Вероятно, у нас появится больше сведений, когда позвонят из Уддеваллы.
Словно по сигналу, у него на столе зазвонил телефон.
— Патрик Хедстрём, — произнес он и, услышав, кто звонит, жестом показал Йосте не уходить.
— ДТП. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый. Да… Да… Нет… Да…
Он отвечал односложно, а Йоста подпрыгивал на месте от нетерпения. По лицу Патрика он понимал, что информация имеет решающее значение. И оказался прав.
Положив трубку, Патрик торжествующе сказал:
— Звонили из Уддеваллы. Они нашли сведения об Эльсе Форселль. По ее вине в шестьдесят девятом году произошло лобовое столкновение с другой машиной. Она села за руль, выпив. Угадай, как звали погибшую женщину?
— Сигрид Янссон, — с благоговением прошептал Йоста. Патрик кивнул.
— Поедешь со мной в Уддеваллу?
Йоста лишь фыркнул в ответ. Что за вопрос?
— Куда это рванули Патрик и Йоста? — спросил Мартин, обнаружив кабинет товарища пустым.
— Они поехали в Уддеваллу, — ответила Анника и посмотрела на Мартина поверх очков.
Она всегда испытывала к нему особую симпатию. В нем было что-то щенячье, неиспорченное, пробуждавшее у нее материнские чувства. До встречи с Пией он часами сидел у нее в комнате, делясь своими любовными переживаниями, и хотя Анника радовалась тому, что теперь у него имеются стабильные отношения, ей порой не хватало их бесед.
— Присаживайся, — предложила она, и Мартин подчинился. Ослушаться Анники все в отделении считали невозможным — на такое не отваживался даже Мельберг.
— Как у тебя дела? Все хорошо? Квартира вам нравится? Рассказывай, — велела Анника, строго глядя на Мартина. К своему удивлению, она увидела, что его лицо расплывается в улыбке и он едва может сидеть спокойно.
— Я буду отцом, — сказал он, и улыбка стала еще шире.
Анника почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы: не от зависти или от огорчения из-за собственных неудач, а от чистой, неподдельной радости за Мартина.
— Что ты говоришь?! — воскликнула она и слабо улыбнулась, вытирая покатившуюся по щеке слезинку. — Господи, какая же я дурочка, что расплакалась, — смущенно добавила она, но увидела, что Мартина это даже растрогало. — Когда ожидается ребенок?