– А польза от Гушти есть? – спросил я.
– А то нет? Красиво рисует. Память редкая: траншеи, бетонные укрепления – чертова пропасть всего понастроено. Взяли мы его творчество, сверили с данными аэросъемки. В общем совпадает.
– Скоро он освободится у вас?
– Потерпите.
Мои расспросы досаждали майору Бомзе. Отвечая, он смотрел на Михальскую, обращался только к ней. Я умолк.
– Вчера Усть-Шехонский к нам заходил, – продолжал Бомзе. – Из-за Гушти. А повод, собственно, я сам подал. Как-то на прошлой неделе залез в эфир. Переговариваются два немецких радиста. "Как поживает Курт?" Второй радист отвечает: "Нет Курта". – "Что, в отпуск уехал эльзасец?" – "Нет, в другую сторону". – "Куда же?" Тот радист смутился, промычал что-то невнятное, ну, словом, дал понять, что местопребывание Курта знать не следует. Черт его ведает, может, его к нам закинули? Ясно? Усть-Шехонский и прикатил. "Покажите, – говорит, – вашего фрица, надо с ним покалякать". Гушти ведь из Эльзаса. Ничего, все обошлось благополучно. Теперь Гушти проверенный, – засмеялся Бомзе. – Не беспокойтесь.
Майора Усть-Шехонского из контрразведки я знал. Он навещал нас и по службе и в часы отдыха. Держался просто, без многозначительности, пел с Лободой украинские и русские песни.
"Разумеется, нельзя подозревать Гушти, – подумал я. – Мало ли эльзасцев! А главное, съемка подтверждает его чертежи, он не обманывает нас".
"Виллис" одолевал промоины, расплескивал лужи. Сзади доносилось:
– От мужа известие имеете?.. Ах, не замужем?.. Развелись до войны? И не скучно?
Он подсел к Михальской поближе. Она отодвинулась.
Шабурова мы застали в палатке связистов, в бору на берегу реки. Саперы закончили работу, обновленный мост белел, как сахарный. По нему, тяжело громыхая, ползли танки.
Вид у него был кислый, – приезд Юлии Павловны совсем не радовал его.
– Авиаполевую отставить, – сообщила она ему. – Курс меняется.
Охапкин повеселел, увидев Михальскую. К обеду сменил воротничок, пригладил жесткие волосы. Глотая фасолевый суп, вопрошал, может ли женщина с высшим образованием полюбить шофера или, допустим, токаря. Каково мнение капитана Михальской? Всем было ясно: это только завязка – Коля заведет речь о враче Быстровой.
– В Ленинграде одна женщина-конструктор у меня была. На танцах познакомились. Костюм мне подарила. Верите, нет? Еще галстук.
И это не новость для нас. Великодушная девица дарила Коле то мировой шарф всех цветов радуги, то ботинки, то рубашку. Если верить Коле, щедротами девицы-конструктора можно одеться с головы до ног.